И вот я разрешил ей навестить меня.
Она пришла.
Ей нельзя было оставаться очень долго. Полагаю, тогда мы уже поняли кое-что, только не хотели себе в этом признаться. Она пришла снова. А потом она пришла в третий раз. А потом… Я просто больше не мог ее выносить! Ее третье посещение длилось десять минут, но мне показалось, что прошло часа полтора! Когда после ее ухода я посмотрел на часы, то едва поверил, что прошло так мало времени. И ей те минуты тоже показались вечностью – не сомневаюсь.
Видите ли, нам было нечего сказать друг другу…
Представьте себе!
В конце концов выяснилось: между нами ничего не осталось.
Есть ли что-нибудь горше, чем развенчанные иллюзии? Духовное единение, мысли, которые дополняют друг друга, наша дружба, наше общение – мыльный пузырь! Иллюзия, порожденная взаимным влечением мужчины и женщины. Природа заманила нас в ловушку и коварно обманула. Между мною и Дженнифер не было ничего, кроме плотского влечения, а то, что мы навыдумывали, оказалось чудовищной ложью и самообманом! Нет, основой всего была лишь низменная страсть… Это открытие вызвало у меня чувство стыда, ожесточило меня… Я почти возненавидел ее и себя. Мы в отчаянии вглядывались друг в друга, и оба – каждый на свой лад – дивились, что сталось с тем чудом, в которое мы так верили.
Я видел и понимал, какая она хорошенькая. Однако ее разговоры нагоняли на меня тоску. А ей было скучно со мной. Разговор не доставлял нам ни малейшего удовольствия.
Она взваливала всю вину за случившееся на себя, и лучше бы она этого не делала. Никакой необходимости в том не было… Я уловил в ее голосе истеричные нотки. «Боже, – подумал я, – да из-за чего она так суетится?»
В конце своего третьего посещения она, с присущим ей стойким оптимизмом, заверила меня:
– Милый Хью, я очень скоро приду опять.
– Нет, – ответил я. – Не надо!
– Ну конечно приду! – Голос ее звучал неискренне, лицемерно.
Я пришел в ярость:
– Ради бога, Дженнифер, не притворяйся! Все кончено! Между нами все кончено!
Она, конечно, говорила, что между нами ничего не кончено и она не понимает, что я имею в виду. По ее словам, она собиралась посвятить мне свою жизнь – она будет заботиться обо мне, и мы будем счастливы. Она была полна решимости принести себя в жертву и этим довела меня до белого каления. К тому же я знал, что она не из тех, кто отступается от своих слов. И когда я вообразил, что она всегда будет рядом – болтать, стараться быть доброй и терпимой, отпускать идиотские бодрые замечания… Я запаниковал. Мое состояние было порождено слабостью и болезнью.
Я наорал на нее. Я велел ей уходить прочь – прочь! Она ушла, и в глазах ее застыл страх. Но вместе с тем я понял: она испытывает и облегчение.
Когда позже в комнату зашла моя невестка – задернуть занавеси, я сказал ей:
– Все кончено, Тереза. Она ушла… ушла… Как по-твоему, она не вернется?
– Нет, – спокойно ответила Тереза, – она не вернется.
– Как ты думаешь, – продолжал я, – это из-за моей болезни я вижу во всем одно плохое?
Тереза поняла, что я имею в виду. Она сказала: по ее мнению, такие болезни, как у меня, позволяют увидеть все вещи и явления в их истинном свете.
– Значит, ты считаешь, что теперь я разглядел истинную природу Дженнифер?
Тереза покачала головой. Нет, я не совсем верно ее понял. Возможно, теперь я не лучше понимаю Дженнифер, чем раньше, но зато теперь я точно знаю, какое действие Дженнифер оказывает на меня, если отвлечься от моей в нее влюбленности.
Я спросил, какого она сама мнения о Дженнифер.
Она ответила: она всегда считала Дженнифер милой и привлекательной, но абсолютно неинтересной.
– Как ты думаешь, Тереза, она и вправду очень несчастна? – жадно поинтересовался я.
– Да, Хью.
– Из-за меня?
– Нет, из-за себя самой.
– Она возлагает всю вину за мою аварию на себя, – сказал я. – Без конца повторяет одно и то же: мол, если бы я ехал не на встречу с ней, со мной ничего бы не случилось! Как это глупо!
– Наверное.
– Я не хочу, чтобы она чувствовала себя виноватой. Не хочу, чтобы она была несчастна!
– Брось, Хью, – улыбнулась Тереза. – Не лишай ее этого удовольствия.
– Что ты хочешь сказать?
– Ей нравится – да-да, нравится быть несчастной. Разве ты до сих пор не понял?
Холодная трезвость суждений моей невестки всегда приводила меня в замешательство.
Я сказал, что подобная черствость отвратительна.