- В-вы же не собираетесь меня есть, - тихо, справляясь с нервной икотой, залепетала девочка встретившись взглядом с потянутыми бешенством, но такими знакомыми сине-зелёными глазами. - Это было бы крайне бестактно и необдуманно с Вашей стороны. Вам лучше попытаться взять себя в лапы и просто извиниться перед гроллинами. Я могу Вам помочь. Я верю, что Вы делаете это не по своей воле. Позвольте мне помочь Вам, Люпин...
Фраза далась Каринке тяжело, она едва не плакала, чувствуя сковывающие члены боль от падения и инстинктивный ужас пойманного животного. Всё тело било крупной дрожью, от запаха мокрой шерсти кружилась голова, но она не отводила умоляющего взгляда. Благородная дама не должна молить о пощаде, она должна бороться или принять свою смерть достойно. Корсач постаралась придать себе достойный вид, приподнялась на локте и горделиво вскинула подбородок. Выглядело это очень достойно и ещё более трагично.
Правду весь эффект был безнадёжно загублен появлением на горизонте стремительно бегущего невурлока, который в довесок умудрялся размахивать над головою сразу тремя сумками на манер пращи. Кирх вмиг оказался рядом и с силой запустил тяжёловесным оружием в не успевшего обернуться зверя. Сумки врезались в бок монстра, отбросив его от жертвы сразу на несколько десятков метров. Зверь забито заскулил и опрометью бросился в лес, забыв и о Каринке, и о своих плотоядных планах.
- Ты цела? - Кирх старался справиться с дыханием, но всё ещё не мог нормально говорить.
- Это был Люпин, - Каринка очень старалась, чтоб её голос не дрожал и потому легла обратно, собираясь с силами и духом для признания невероятного и неизбежного.
- Я знаю, - выдохнул мужчина и пошёл собирать развалившиеся от неслабого удара пожитки.
Последний вопрос относительно группы сопровождающих разрешился сам собой. Теперь Каринария Корсач знала цену хитрой улыбки командующего пограничной заставы, она означала, что ни один из воинов, отосланных в её эскорт, не заслуживал доверия у своих командиров и мирных граждан. Владомир, аристократичный и хорошо обученный офицер, отличался вздорным, склочным характером и полным отсутствием таланта к военному делу, что замечательно сочеталось с трусостью и спесью. Лоран и Кирх при всех своих воинских доблестях и блестящих способностях принадлежали к числу скорее наёмных убийц, чем гроллинов и обладали в придачу весьма подозрительным и опасным происхождением, сближающим альбиносов с непосредственными врагами. А подгорный человек, что казался девочке самым надёжным, опытным, спокойным и несокрушимым в этой четвёрке, оказался списанным не из-за возраста или травм. Люпин был оборотнем, ужасной редкой тварью из Тёмного Бора на краю резервации подгорных людей. Он не был человеком, и это знали все: командир, сослуживцы, друзья. Знали и потому так опасались растущей луны. Опасались, но не удосужились сообщить ей.
- Ух, ты его не зашиб? - это добрался до них Лоран, волоча на спине, потерявшего сознание Владомира. - Стрелял-то ты не в голову. Смотри, чтоб не убил или я тебе голову сверну.
- Нет, - холодно бросил в ответ Кирх и зашёлся кашлем.
- Эй, барышня, тебя не помяли? - длинноволосый невурлок склонился над девочкой и задорно улыбнулся самой очаровательной из своих улыбок. - Перепугалась, бедненькая? Не беспокойся, он не скоро вернётся. Оборотни после первого обращения пугливые, это дальше туго придётся. Ты идти можешь? Нам бы поскорее отсюда слинять.
Сбросив Владомира наземь и не слишком заботясь о его, наверное, ужасной и смертоносной ране, Лоран подал Каринке руку и очень галантно помог подняться, хотя та не отказалась бы немного полежать, пока командир приходил в сознание. Но, как оказалось в дальнейшем, их значительно сократившийся отряд не заметил потери бойца и тем более не собирался переживать из-за нетранспортабельности офицера. Собрав разлетевшиеся и весьма перемешавшиеся вещи, Кирх тут же объявил конец вынужденной передышке и тронулся в путь. Так что Карине ничего не оставалось только как не отставать и стараться доставлять поменьше хлопот, ведь Лоран тащил на себе раненого и не смог бы помочь ей в случае каких-либо затруднений да и Кирху пришлось бы сбрасывать всю поклажу, чтоб хотя бы обернуться. Толи разом увеличившийся груз, толи усталость от вынужденного пробежки оказали своё пагубное действие, но темп невурлока резко снизился.
- Мы сейчас всё ещё идём к тому дому? - пролепетала девочка, чувствуя нутром общую напряжённость и собственную ответственность за сложившуюся ситуацию, ведь именно из-за неё противный голос заставил подгорного человека обернуться чудищем. - А как же Люпин? Он же не знает дороги. Как он найдёт нас, когда успокоится?
Гроллины не ответили ей и, если судить по общей атмосфере, это было к лучшему, потому что ответить охраняемой в рамках приличия от злости и усталости никто уже не мог. Девочка попыталась забежать вперёд проводника, но лицо Кирха настолько не располагало к разговору, что Карина предпочла подавиться очередным вопросом. Спрашивать что-либо у Лорана не представлялось возможным, поскольку мужчина и без того был крайне напряжён, следя по сторонам за возможным появлением врагов.
" Если бы мы бросили Владомира, Лоран смог бы взять часть сумок и обоим было бы значительно легче, - подумала юная Корсач, через плечо поглядывая на командира. - Почему-то меня они бросить были почти не против и, если бы не острая нужда, то оставили бы погибать в лесу. А этого абсолютно бесполезного зазнайку волокут даже теперь, когда, по их утверждениям, так опасно. Но что тут может быть опасного для него? Оборотень бросился на меня, значит, он не питается мужчинами и Владька мог поваляться какое-то время на пригорке, пока бы за ним не вернулись. Это не справедливо! Не честно. Лучше бы его этот ворчун..."
Тут девочка невольно сбилась с обличительных и крайне назидательных для предположительного слушателя речей. Это произошло не столько потому, что в ней взыграла совесть за такое не благонравное отношение к юноше и совсем не потому, что её мог подслушать скрипучий голос и напасть на Владомира. Каринка просто задумавшись налетела на груду поклажи, в которую превратился покашливающий Кирх.
Открывавшийся вид поражал воображение девочки из засушливого Постава. Поле разрывало напополам исхудавшую перемычку леса и восторженно лобызалось с речной рябью, увязая по пояс в диковинных длиннолистых растениях и зелёной каше. Звонкое многоголосье на все лады пищало и квакало у густых зарослях, словно весь холм пением приветствовал нежданных гостей и услужливо подставлял им пологие сходы к сказочной, почти игрушечной запруде. Посреди самой воды на причудливых птичьих лапах высился кривоватый деревянный дом с пологой, заросшей травой крышей и щелистыми ставнями. Такой же плавучий коридорчик, некогда крытый соломой, а ныне усеянный вызеленившими пальмами из столбов и связок прутьев, сцеплял эту кочку со второй, каменной частью жилища. От водной части дома лучами лапами расходились мостики, к которым некогда привязывались лодки. Некоторые тут же и обретали последнее пристанище, щетинясь хребтами на мелководье. Всё строение было похоже на большую вылинявшую ящерицу, печально вылезшую из лужи и положившую свою тяжёлую ороговевшую морду на песок. К морде же этого зверя вела витиеватая тропка-язык из древесных кругляшей, выходившая своим кончиком прямо к ногам уставших путников.