Вопрос прозвучал пытливо и напряженно.
– Понравилась, – глухо ответила девушка. – Просто ты ошибся. Это не я. Это – кто-то другой. Кто-то, кого я никогда не знала. Слишком...
– Красив? – Хлое повернулась убедиться, что это лукавство ей не померещилось, и тут же Герберт склонился, рискуя свалиться с подлокотника, и крепко поцеловал девушку в губы. – Силен? – он встал сам и практически заставил подняться Хлое. – Горд? Дик? Восхитителен? – с каждым словом он вновь целовал ее. – Что еще... Ну же, помоги мне. В чем там еще он «слишком» для тебя?
– Ты с ума сошел? – серьезно спросила Хлое.
– Ты в третий раз называешь меня сумасшедшим, – вздохнул ювелир. – Сначала мне это понравилось, но вот сейчас... Роза, я же прав. Посмотри, – он потянул ее за руку и поставил в пяти шагах напротив зеркала. Того самого, в роскошной раме, которую Хлое заметила утром, настенного зеркала в половину человеческого роста. – Посмотри на себя и скажи, что я не прав.
Девушка взглянула на себя. Она казалась себе привлекательной, милой, очень серьезной и уставшей. А Герберт рядом с ней – слегка безумным, чего, конечно, не признает.
– Я понял, – сказал ювелир, глядя в их отражение. – Я понял... Конечно же... – его голос менялся, становился тише и проникновеннее. – Это же я видел тебя такой... Ты смотришь на себя иначе... Хорошо.
Хлое непроизвольно вздрогнула, когда теплые мужские губы коснулись ее шеи. Навязчивый дурман не отпускал Хлое с того самого момента, как она впервые увидела жестяную розу. Девушке казалось, она стала частью чего-то потустороннего и огромного, как будто взяли часть ее, малую и жалкую часть, и возвеличили, возвысили до небес, до Вершин, до самых причальных мачт и даже выше. И теперь она же... она же, но при этом – совсем другая, – скрыта в жестяном цветке. Нестерпимо захотелось поднять его с полу, Хлое дернулась в сторону, но Герберт остановил ее и властно произнес только одно слово:
– Смотри.
Когда его ладони легли ей на бедра, Хлое смотрела в зеркало, застывшая, боявшаяся шелохнуться. Когда Герберт опустился ниже, исчезнув из зеркала, снимая с нее чулки, Хлое все еще смотрела в зеркало. И стояла, как цапля – сначала на одной ноге, потом на другой. Мужские ладони ласкали ее щиколотку, затем поднялись выше, остановившись на нежной области под коленом, и Хлое закрыла глаза, пошатнувшись. Когда Герберт поднялся, она готова была развернуться и вцепиться в мужчину, но ювелир только повторил:
– Смотри.
И девушка вновь вгляделась в свое отражение.
– И не двигайся, – добавил Герберт. – Не оборачивайся. Смотри на себя.
У нее почти болели губы от невозможности его поцеловать, но Хлое послушалась – и увидела себя, раскрасневшуюся, с тревожным взглядом, беспокойную... дикую.
Герберт поднял ее руки и стащил рубашку – должно быть, после недавних событий, испытывал неприязнь к пуговицам. Глаза его потемнели. Хлое механически попыталась прикрыть грудь, и собственный жест ее разозлил – кого стесняться?! Безумца с шальной улыбкой?.. Девушка расправила плечи и гордо встряхнула головой. Герберт удовлетворенно хмыкнул. К спине Хлое прикасалась ткань, но исходящее от тела тепло чувствовалось прекрасно, а сам Герберт... Легкими, невесомыми прикосновениями... Талия, грудь... Когда он провел пальцами по ее спине, Хлое вздрогнула снова и тут же почувствовала поцелуи – влажные, теплые, ласковые... Касания становились настойчивее, но Герберт сдержался. Ему доставляло удовольствие ощущать, как эта женщина медленно погружается в страсть, в пламя, которым горела несколько часов назад.
– Не смотри на меня, смотри на себя и только на себя, – сказал он, прежде чем поцеловать ее плечо.
– Х-хорош-шо...
Но как же тут не смотреть, когда ее, обнаженную, прижимает к себе мужчина? Когда его руки скользят по ее телу, волосы щекочут кожу? Когда слабеешь с каждым мигом?..
– Говорят, – серьезно произнес Герберт, взглянув в отражение вместе с ней, – что люди сходят с ума, подолгу глядя в зеркала...
Хлое охотно бы признала, что да, сходят, – и не в одиночку! – если бы смогла хоть что-то произнести.
– А еще говорят...
– Да как т-ты можешь? – с трудом выдохнула Хлое. – Вот т-так?..
– Я? – в один миг легкие ласки превратились в крепкие объятия. – Я могу только восхищаться тобой, а вот ты до сих пор не понимаешь этого.
– Понимаю, – сдалась Роза. – Понимаю... Это – я.
И взглянув в глаза отражению, она согласилась с собой.
– Говорят...
– Хватит говорить!
– Нет, – покачал головой Герберт, щуря глаза. – Говорят, что только самый сильный мужчина сможет встать перед гордой женщиной на колени, – он опустился на ковер и, слегка надавив под коленями Розы, добавил:
– И только самый хитрый сможет поставить ее рядом...
– Рядом, – эхом повторила Роза и впилась поцелуем в его губы.
Сражение перед зеркалом вышло явно неравным, и теперь Роза тянула, играла, целовала и отстранялась, улыбалась и порывалась что-то сказать, добиваясь все более яркого и жаркого проявления чувств. Герберт старался поддерживать ее игру, но терпение его покидало. Два языка пламени в камине, два зверя, два гения и безумца, не могли же они играть вечно?.. А потому комната, дом, да весь Кордтаун со всеми его Городами-В-Городе, пропал, исчез, сгинул в зазеркалье, оставив мужчину и женщину в идеальном мире, ограниченном лишь движениями, поцелуями, телами друг друга, сплетенными, спаянными, сцепленными намертво на один, бесконечно прекрасный, промежуток времени. Даже звуки, глухие, сдавленные, мучительные и страстные терялись в пустоте, плутали, как заблудшие духи, отражались вновь и вновь, повторялись и терялись опять. Самым ярким, что запомнила пустота, стало выгнутое дугой женское тело и мужской хриплый стон. А потом мир рухнул на любовников, но не придавил тяжестью, а окутал и опутал теплом.
Пустота, она еще видела, что было через час, когда мужчина поднялся, протирая глаза, достал из шкафа вазу с мертвыми цветами, вытряс их, и поставил туда розу. Странную розу – из жести.
А потом он взял с кресла плед, вернулся к женщине, укрыл ее и себя и, счастливо вздохнув, прижал к себе свою Розу.
И пустота отступила окончательно.
А утром Роза поднялась первой, высвободилась из объятий и, переступив через валяющиеся на полу очки, подошла к окну, по пути закутываясь в мужскую рубашку. Роза чуть отодвинула штору и замерла от восхищения. Смог покинул Кордтаун, и даже Нижний Город, даже в редких и бледных лучах, показался Розе потрясающе красивыми.
Она не заметила, сколько времени стояла так, замерев у окна, а когда очнулась, обнаружила, что Герберт не спит, а серьезно и внимательно смотрит на нее.
Ковер и клетчатый плед был их кроватью... Роза не выдержала и улыбнулась.
– Ты не ушла ночью, – хмыкнул Герберт, неизвестно как растолковав ее улыбку.
– Прогоняешь? – поинтересовалась Роза.
Герберт перевернулся на спину и укоризненно посмотрел на потолок, удивляясь, как можно было не заметить вазу и единственную жестяную розу в ней. Роза забралась обратно под плед и прильнула к мужчине.
– Я не уйду, – шепнула она. – К чему лицемерить сейчас?..