– Да, я тоже так считал – до того времени, пока не скончался господин Рюмильи, – задумчиво промолвил Максимилиан. – Ведь он никогда ничем не болел.
Софи перестала смеяться.
– Мой дядя умер от удара, – отрезвляюще резко произнесла она. – Вы не смеете меня обвинять!
– Я и не делаю этого. Я лишь высказываю предположения.
Софи встала. Сейчас ее лицо, лишенное пудры и румян, выглядело усталым и постаревшим.
– Интересно, из какой корысти я решилась бы на подобное преступление? Большая часть наследства досталась его детям. Даже моя маленькая кузина умудрилась откусить кусок от дядиного пирога.
– Кузина?
Она презрительно усмехнулась.
– Розали Флери или как там ее зовут! Разве вы не знаете? Дочь женщины, которая пыталась учить других, как следует жить. Ну, да это неважно. Возможно, вы думаете, что я сделала это ради вас? Ведь именно вы заняли место моего дяди! Что ж вы раньше молчали?! Хотя как же: у Максимилиана де Месмея жена – отравительница!
Он тяжело вздохнул.
– Ладно, оставим это. Что теперь говорить… Но я хочу понять, почему вы пытаетесь испортить жизнь невинной девушке? За что вы ей мстите? Мне кажется, она больше похожа на вас, чем на вашего покойного мужа. Знаете что, пожалуй, я сам займусь устройством ее судьбы!
Женщина села.
– Да волновали ли вас когда-нибудь чужие судьбы! Вам легко смеяться над моим романом с Мальбергом, ведь вы никогда не принимали любовь как плату, не выпрашивали ее как милостыню! И еще – вы всегда лгали. Вы и сейчас лжете. Вас не интересуют чувства Маргариты, вы хотите помочь Элиане Флери. Может быть, искупить свою вину! Элиана! – она усмехнулась, с горечью, но без злобы. – Единственная из нас, кто никогда не носил маску! Я бы тоже хотела быть такой! Но мне выпала иная судьба. Знали бы вы, что мне пришлось вынести! Об унижениях, какие я испытала в первом браке, мне не хочется вспоминать. Лучше скажу о вас. Вы привлекли меня, как привлекает нищего блеск бриллиантов, но этот блеск оказался таким холодным! А вы? Вы тоже ошиблись, Максимилиан. Побежали вслед за сиянием звезд, а потом поняли, что это всего лишь обманчивые болотные огни.
Максимилиан неслышно опустился рядом.
– Почему мы не могли поговорить так прежде, Софи?
– Почему? Это было равносильно тому, что читать молитвы глухому. Что толку ломиться в дверь комнаты, в которой так же пусто, как и в твоей? Ваш мир – это вовсе не храм, в котором слышишь глас Божий и голос собственной души, а музыкальная шкатулка, которая наигрывает свою собственную назойливую мелодию.
Наступила долгая пауза. Потом он взял ее за руку.
– И мы говорим об этом только теперь, тогда, когда ничего нельзя сделать, остается лишь сожалеть?
Максимилиан заметил, что прежде неподвижные плечи женщины дрожат, и осторожно привлек ее к себе.
– И все-таки было что-то, принадлежавшее только нам с вами. И вы еще многое способны вернуть. Я – скорее всего, уже нет, но вы можете. И я постараюсь вам помочь.
Софи закрыла лицо руками и прошептала:
– Позовите сюда Маргариту.
ГЛАВА VI
Свадьба Ролана Флери и Маргариты Клермон состоялась зимой 1815 года. Это был чудесный праздник: Маргарита, окруженная белым сиянием свадебных одежд, с венком из померанцевых цветов на темноволосой головке походила на прекрасную неземную деву, на сказочное видение, рожденное в сумрачных чащах лесов; она вся так и светилась тихой радостью, ступая рядом с Роланом, облаченным в великолепный черный фрак.
Они остановились перед алтарем и одинаково не сводили со священника неотступного взгляда широко раскрытых глаз, оба охваченные странным, трогательно-изумленным неверием в происходящее и одновременно – захватывающим чувством близости к заветной цели.
Проходящий сквозь церковные витражи солнечный свет окрашивал пол, стены, потолок здания, одежду и лица людей в пурпурно-золотистые тона, а протяжно-певучие звуки органа замирали в вышине, под сводами храма.
Элиана повернулась к Адели, волосы которой в свете сотен плавящихся свечей казались сделанными из тончайших парчовых нитей, а кожа – из золотисто-белого шелка, и шепнула ей несколько слов. Девушка долго сердилась на Маргариту, которая «украла» у нее старшего брата, но сегодня несколько утешилась в роли подружки невесты.
Потом женщина снова взяла под руку мужа. Бернар приехал на свадьбу сына в самый последний момент, и Элиана даже не успела с ним поговорить. В письме Бернар сразу же дал согласие на брак, более того – советовал не откладывать венчание. После торжества молодые отбывали в свадебное путешествие в Италию.
Ролан видел все лучше и лучше, он уже довольно легко ориентировался в любой местности и не терял уверенности в том, что вскоре сумеет вернуться к прежней жизни.
Элиана смотрела на мужа, на Адель, на жениха и невесту, на торжественно-спокойное лицо Поля де Ла Реньера, державшего за руку утопавшую в пене розовых кружев малышку Розали, на улыбающегося Эмиля, на Дезире, мягкая зелень глаз которой сейчас казалась пронзительной, как сияние изумрудов, на ее младших сыновей, Жоржа и Рене, и на своего среднего сынишку Андре, непривычно притихших и выглядевших такими забавно-серьезными в строгих темных костюмчиках, на взволнованного, полного важности Мориса, подносившего новобрачным кольца, и женщине казалось, будто перед нею не реальность, а лишь ее отражение в чудесном зеркале времени.
Как дороги ей были эти недолговечные, изумительно-прекрасные минуты мира и счастья!
Максимилиан и Софи присутствовали на церемонии венчания в церкви и на регистрации в муниципалитете, но на свадебный ужин в Маре не поехали.
При выходе из храма Элиана подошла к Софи.
– Я хочу поблагодарить вас за то, что вы для нас сделали. У вас замечательная дочь!
Софи улыбнулась.
– Боюсь, в этом нет моей заслуги. Просто иногда случается, что посреди сорной травы вдруг вырастает цветок.
Затем они с Максимилианом откланялись и, извинившись, покинули собравшихся, которые направились в родовой особняк де Мельянов, где уже были накрыты столы.
Хотя стояла зима, в дом нанесли цветов, и всех буквально околдовала эта чудесная атмосфера, полная тонкого очарования мечты и сладкой легкости волшебного полусна.
Ближе к концу торжества, когда гости разбрелись по комнатам, тихо беседуя, потягивая напитки и наслаждаясь дремотным покоем позднего вечера, отец и сын Флери вышли на балкон. Они давно не виделись, и им хотелось поговорить.
Бернар облокотился на перила и смотрел вдаль. Алый туман над крышами зданий, пылающее небо, немые тени стройных башен, потоки багрового света, струящиеся сквозь сетку густо переплетенных ветвей обнаженных деревьев, пурпурные отблески на камнях мостовой – то ли закат мира, то ли сияние радужных надежд, знак, поданный неведомым будущим.
Бернар повернулся к сыну. Он знал, что испытывает юноша, – глубокую, торжественную радость, сознание сбывшихся грез. В этот миг Ролан, наверное, считал, что у него уже есть все, и в то же время ему казалось, будто он способен добиться еще очень многого, – стоит только пожелать.
– Я рад за тебя, Ролан. По-моему, Маргарита хорошая девушка!
– Я думаю, что буду счастлив с нею, как вы были счастливы с мамой, – просто ответил молодой человек.
– Да, – медленно произнес Бернар, – твоя мать – необыкновенная женщина, на свете мало таких. Жаль только, что по вине нас, мужчин, наши подруги должны страдать от одиночества и тревоги!
Они помолчали, потом Ролан промолвил:
– Я хотел сказать вам, отец… Право, не знаю, как вы к этому отнесетесь… Вряд ли я вернусь на военную службу, даже если смогу видеть так же хорошо, как и прежде. Одно дело служить императору Наполеону и совсем другое – Людовику XVIII. У меня появилась мысль уехать на год или два куда-нибудь подальше, к примеру, в Америку. Я учился в закрытом заведении и мало что видел. Возможно, там, вдалеке, среди новых людей, мне будет проще понять, для чего я создан и чему хочу посвятить свою жизнь. Маме я еще не говорил – знаю, она огорчится. Но Маргарита согласна со мной.