Граф поднес к ее губам кусок мяса и ждал, когда она обратит на это внимание. Все в зале перестали есть и наблюдали за этой сценой.
Наконец Соланж встрепенулась и... увидела у своих губ толстые пальцы графа, держащие истекающий соком кусок мяса.
«Он что, всерьез надеется на то, что она станет есть у него из рук?» – подумала с возмущением Соланж. Она изо всех сил вжалась в кресло, отчаянно глядя то на отца, то в зал. Все с жадным любопытством уставились на нее. В некоторых взглядах была симпатия, даже жалость. Но взгляд отца испугал ее.
Брови его были сведены, рот сжат. Он казался старше своих лет. Прежде он никогда не смотрел на нее с такой злобой. Кивком он приказал ей взять кусок из рук графа. Соланж не шелохнулась. Редмонд спокойно ждал. Мясо остывало.
Соланж вдруг подумала, что отец прознал как-то о ее вольном обхождении с Дэймоном и решил наказать ее, преподать ей урок. Тяжесть расплаты казалась чудовищ но несоразмерной греху, но иной причины придумать она не могла. Соланж поняла, что придется повиноваться отцу, ведь в его власти было запретить ей видеться с Дэймоном.
Соланж осторожно подалась вперед, судорожно сжимая руками подлокотники. Она ощутила, как самый воз дух вокруг наполнился ожиданием, жадным любопытством, сосредоточенным на ее губах, приближающихся к пальцам графа.
Как можно осторожнее Соланж сжала зубы. Граф немного посопротивлялся, не выпуская мяса, пока она не сомкнула губы на кончиках его пальцев, и лишь тогда вы пустил кусок.
Соланж поспешно откинулась назад, с отвращением глядя на стол, заставленный яствами. Мясо было сухим, безвкусным.
В зале стояла мертвая тишина. Такой тишины, как эта, Соланж не слышала ни разу в жизни. Она проглотила мясо. И вновь подняла взгляд. Граф держал перед ней кубок с вином – свой кубок.
Какой-то миг она просто рассматривала его руку. От метила про себя, что рука эта не знала битв. Что обшлаг рукава его туники подшит мелкими, почти невидимыми стежками. Потом сосредоточилась на тяжелом золотом кубке – одном из лучших кубков отца.
Соланж понимала, что это предложение вовсе не так безобидно, как предыдущее. Выпить же из его кубка – значит, согласиться на что-то личное, интимное. Разрешить ему повелевать ею, владеть ею. Это уже слишком! Она не позволит так унизить себя. Этот мужчина, этот чужак не имеет прав на нее и не может заставить ее пить из его рук. Глаза ее вспыхнули праведным гневом.
Рядом с ней, в тяжелом кресле, зашевелился Генри. Соланж знала, что стоит ей только взглянуть на отца, и она проиграет бой. Лучше не отрывать глаз от кубка. Текли секунды. Минуты.
Генри пошевелился снова. Позвал ее.
Соланж отвела взгляд. И натолкнулась на взгляд графа. Это было ловушкой. Она растворилась в безразличном спокойствии его зрачков и поняла, что игра проиграна. Граф измерил силу ее духа и сломил его своим хитрым коварством. В бледных глазах светились превосходство и легкое сочувствие.
Генри снова звал ее. Голос его уплывал прочь, в тихую пустоту.
Редмонд подбадривающе улыбнулся ей и прижал кубок к ее рту. Холодный металлический ободок впился в губы. Ей оставалось пить – или вино потечет по лицу и шее.
Она разжала губы и выпила.
Тишина была взорвана шумом. Мужчины били кулаками по столам, женщины громко хихикали. Даже слуги шептались и пересмеивались.
Соланж отерла рот тыльной стороной ладони. Редмонд расхохотался и одним глотком осушил кубок. Потом повернулся к даме справа и принялся расточать комплименты ее внешности.
Генри, совершенно не замечая дочь, негромко беседовал с леди Маргарет, своей последней любовницей. Соланж чувствовала себя посрамленной, униженной и страшно одинокой в этой огромной, битком набитой людьми зале.
Все присутствующие были свидетелями ее позора. Все, кроме Дэймона. Хотя бы в этом ей виделось утешение.
Чтобы не вскочить и не выбежать вон, Соланж представила себе, что Дэймон рядом. Широкоплечий, , красивый, с падающими на лоб черными кудрями. Вот он склоняется к ней и шепчет, как глупо тревожиться, что думают о тебе все эти людишки, а еще – что он любит ее и это единственное, что важно.
Соланж решила, что придет к нему этой ночью. Выскользнет из своих покоев и отыщет его, где бы он ни был. А когда найдет, вымолит прощение за то, как вела себя вечером.
Быть может, он снова обнимет ее, прижмет к себе, чтобы она услышала, как бьется под щекой его сердце. Возможно, она сможет убедить его полюбить ее так, как любит его она – не как сестру, не как друга, а...
– Соланж вполне готова к отъезду, – услышала она обрывок фразы.
Редмонд наклонился к ее отцу и продолжил беседу.
– Согласен. Я уже послал за священником. Завтра утром он будет здесь, – говорил Генри.
Кровь отхлынула от щек Соланж.
Обычно священник появлялся в замке раз в год, когда объезжал приходы. Он принимал исповеди, крестил младенцев, сочетал браком пары и отпевал тех, кто скончался. Других причин для дорогой поездки в Айронстаг у него не было, если только у маркиза не возникла в этом священнике срочная необходимость.
Соланж закрыла и снова открыла глаза. Ее отец продолжал беседу с графом.
– У нее богатое приданое, Редмонд.
– О чем это вы говорите, отец? – вмешалась, наконец, Соланж.
Генри побагровел. Он знал несносный характер своей дочери, но в этот вечер она вела себя совершенно безобразно.
– Мы обсуждаем твою свадьбу, – сухо проговорил он. – Не перебивай нас, пожалуйста.
Но Соланж не могла молчать. Охватившая ее паника оказалась сильнее приказа отца.
– Свадьбу? С кем? – с ужасом спросила она. Увы, Соланж знала ответ. Все странности этого вечера сложились воедино, как кусочки мозаики.
– Со мной, разумеется, мой ангел, – услышала она голос графа и почувствовала прикосновение его руки к своей.
Его низкий, мелодичный голос донес до сознания Соланж смысл сказанного. По-прежнему не глядя на Редмонда, она вырвала руку и с мольбой обратилась к отцу.
– Отец, я недостойна такой чести. Мне нужно время, чтобы... подготовиться, чтобы научиться быть настоящей женой. Я не готова пока, я обесчещу графа, если выйду за него сейчас!
Наступило молчание. Отец смотрел на нее так, будто видел первый раз в жизни. Редмонд с силой сжал ее руку.
– Ты угрожаешь, Соланж? – тихо, почти нежно спросил он.
– Нет! – Она затрясла головой, пытаясь освободиться от его руки. – Я не угрожаю, сэр. Я говорю правду!
Генри нахмурился.
– Довольно, дитя! У тебя было целых шестнадцать лет, чтобы научиться быть женой. В тебе говорит девичья скромность, и это понятно. Но все давно решено. Ты выйдешь за Редмонда. Он отпрыск знатного рода, он ровня нам. Наши земли граничат друг с другом. Если наши семьи объединятся, объединятся и наши войска.
Мгновение отец задумчиво смотрел на нее, потом покачал головой.
– Ты должна благодарить меня, дочка, за то, что я так хорошо устроил твою судьбу. Ты будешь хозяйкой замка, а дети твои унаследуют объединенные земли.
Грудь Соланж сжимало, точно обручем. Мысли путались. Она должна уйти, должна отыскать Дэймона. Он наверняка что-нибудь придумает. Как всегда. Самой ей не справиться.
– Я пойду... – пробормотала она.
Соланж попыталась встать, но почувствовала на своем локте железную хватку графа. Он ласково улыбался, а его пальцы впивались в ее нежную кожу, принуждая оставаться на месте. И она неохотно подчинилась, злясь на него за это принуждение, а на себя – за то, что не может противостоять ему.
– Соланж, – вкрадчиво сказал он, – взгляни на меня.
Он осторожно повернул лицо Соланж к себе. Она встретилась с ним взглядом, воинственно вздернув под бородок. Странная, бездумная легкость вновь охватила ее. Граф улыбался, и улыбка его была обольстительной.
– Ты прекрасна, Соланж! А прекрасному ангелу не идут дурные манеры. Не сопротивляйся. Это глупо и бесполезно. Верь мне. Я сделаю все, чтобы ты всегда была такой прекрасной. – Пальцы нежно гладили ее щеку. – Завтра утром ты встретишь меня, как подобает невесте встречать своего жениха.