Кроме Хуш, её в туалет сопровождали еще и рабы – два молчаливых мужика, целыми днями сидящие у входа в юрту.
Первое время Наталья Леонидовна думала, что молчаливость – это врожденное свойство их характера, пока однажды, вовремя выслав Хуш за едой, не попыталась задать тому, что постарше, какой-то незначительный вопрос. Он долго тряс головой, что-то невразумительно мычал, а когда Наталья Леонидовна повысила голос, требуя ответа, просто открыл рот и показал чудовищный обрубок языка.
После этого Наталья притихла – поняла, что в этом новом мире нужно быть очень аккуратной. Не дерзить, прикидываться овечкой, выглядеть покорной.
Дошло до того, что просто, чтобы занять руки она взялась перебирать, чинить и ремонтировать свою одежду. Особых огрехов не было – Хуш следила за добром своей хозяйки, но в сундуке с вещами нашелся мешочек ниток, несколько довольно толстых игл, и Наталья Леонидовна взялась расшивать ворот одного из халатов – хоть какое-то занятие.
Надо сказать, что приноровилась она не сразу – и нитки были грубоваты и иглы не слишком ровные. Первую вышитую ветку пришлось просто спороть – такой кривой она получилась.
Отец заходил редко, и почти всегда в сопровождении Ай-Жамы. Внимательно осматривал дочь, одобрительно кивал головой, задавал пару вопросов жене, так и не перемолвившись с «любимой дочерью» ни словом.
Однако, когда, заявившись в очередной раз, застал Нариз сидящей в распахнутых дверях шатра и что-то шьющей, он слегка нахмурился и выговорил Ай-Жаме:
-- Почему моя дочь штопает одежду? У меня что, нет золотых ниток, нет шелковых ниток для вышивки? Она не пастушка, она дочь айнура!
-- Мой муж, дочь твоя никогда не проявляла интереса к вышивкам. Конечно, у тебя всего в достатке, мой повелитель! Если ты прикажешь, ей сегодня же все принесут, но, дорогой, я давно хотела тебе напомнить, не худо бы и пополнить твои запасы…
Барджан айнур немного посопел, глянул на покорно молчащую Нариз, на кивающую головой и согласную с любым его действием жену, и вынес решение:
-- Скоро приедут купцы, пусть она выберет все, что ей захочется.
Ай-Жама покорно закивала головой. Она раздражала Наталью Леонидовну -- не баба, а китайский болванчик.
Визит купцов оказался целым событием для жителей стойбища.
В один из дней после обеда, когда Наталья почти привычно дремала на своем ложе, понимая, что раз солнце светит в дверь, то больше ее вышивать не пустят, снаружи раздался дикий визг, перепугавший ее чуть не до смерти, тем более, что Хуш, которая до этого мирно сидела на своем тюфячке, штопая какое-то тряпье, всплеснула руками и стрелой вылетела из юрты. Вернулась она буквально через минуту, непривычно радостная, говорливая:
-- Купцы приехали, моя сунехи! Целых восемь телег добра! Завтра торги откроют, все-все себе купишь – отец разрешил!
Нос из юрты Наталье удалось высунуть буквально на мгновение – оба раба вскочили и с поклоном стали задергивать плотные шторы. Она только и успела заметить, что прибыло не только восемь телег, но и довольно большое количество людей, их сопровождающих.
Вечером на стойбище был большой пир. Наталья с любопытством поглядывала из юрты -- к гуляющим ее не выпустили. Забежавшая после приезда купцов радостно-возбужденная Ай-Жама на робкую просьбу резко ответила:
-- Не позорь отца, Нариз! Не пристало невесте показываться на пиру, если нет жениха!
Потом сжалилась и добавила:
-- От юрты посмотришь. Только аккуратнее, внимание не привлекай.
Смотреть, надо сказать, было особо не на что. Вначале пира к торжественно восседающему на подушках Барджану айнуру подходили мужчины, кланялись и протягивали ему дары. Далеко не все Наталья успела рассмотреть, но кажется, там были куски тканей, меха и какая-то сабля.
Отец важно кивал головой и приглашал гостя садиться рядом, рабы тут же кидали на землю очередную подушку. Таким образом появилось что-то вроде полукольца из мужчин.
Туда, в это полукольцо слуги притащили низенькие столики и женщины под руководством Ай-Жамы начали выставлять блюда с вареной бараниной, мисочками чищеного чеснока, нарезанного крупными кусками сыра. Отдельно, на большом блюде внесли стопку огромных лепешек, и отец сам, лично разорвав несколько из них на четыре части, послал каждому гостю по куску.
Потом все долго и нудно ели, о чем-то разговаривая. Наталье было не слышно. Доносился только гул голосов и периодически всплески смеха. Когда взошла первая луна, взрывы смеха стали чаще и громче, зазвучала странная, визгливо-нудная музыка Инструмент напоминал волынку. Перед гостями начали танцевать две молодые женщины, двигающиеся на удивление плавно и красиво. Айнур и гости отбивали ритм ладонями.