Женщина беспокойно приостановилась. Она ощутила нервозность зазывалы еще раньше Рюи, и теперь все еще слабые ощущения начали слегка пробегать по напряженной поверхности ее ума. Они исходили от этого шахматиста: от монет в его кармане; от свинцовых грузиков в его шахматных фигурах; и особенно от оружия, скрытого где-то на нем. Раздражающую информацию о шахматных фигурах и монетах она проигнорировала. Она занимала слишком много ума в энцефалографической выжимке. Невидимое оружие было более ясным. В нем было что-то резкое и сильное, чередующееся с более тонким и сдержанным ритмом. Она приложила свою руку к горлу, обдумывая толкование этой информации — «Убей, но подожди». Очевидно, он не осмеливается открыть огонь, когда Рюи находится так близко рядом с ней.
— Здесь довольно жарко, — пробормотал художник. — Выходим.
Как только они снова вышли в улицу, она оглянулась и увидела, что стул человека был пуст.
Она держала художника под руку и толкала, и пихала его, стараясь забраться глубже в веселящееся человеческое море.
Она должна подумать о том, как скрыться, каким способом использовать ее новый сенсорный дар. Но другая, более обязательная мысль непрерывно кричала в ней, пока, наконец, она не уступила мрачному размышлению.
Да, это было на самом деле. Она хотела быть любимой, и она хотела, чтобы Рюи любил ее. И он знал это. Каждый кусочек металла на ней пронзительно кричал о ее потребности в его любви.
Но — действительно ли она готова любить его? Нет! Как может она любить человека, который жил только для того, чтобы рисовать эту таинственную, невыразимую сцену смерти соловья, и кто любил только себя? Он был очарователен, но какая разумная женщина разрушила бы свою карьеру для такого одностороннего обаяния? Возможно, Марфа Жак была права, в конце концов.
— Итак, вы получили его, в конце концов!
Анна резко повернулась по направлению к сумасшедшему карканью, почти выдернув руку из хватки Рюи.
Продавец приворотного зелья стояла, прислонившись к переднему центральному шесту своей палатки, во весь рот ухмылялась Анне.
В то время как молодая женщина изумленно смотрела на нее, Жак решительно спросил: — Нет ли неизвестных мужчин вокруг, Фиалка?
— Ну, Рюи, — она ответила лукаво, — я думаю, что вы слишком ревнивы. Какие еще мужчины?
— Не из тех, что тащат вас в отделение для алкоголиков субботними вечерами. И не городские нахалы. Агенты безопасности — тихие, скромные, кажутся медленными, но в действительности — быстрые, следят за всем, и за всеми.
— Ах, эти. Трое прошли по улице за две минуты перед вами.
Он потер свой подбородок. — Да, это не хорошо. Они начнут с того конца «Вия» и будут проверять всех в нашем направлении, пока не встретят патруль, который находится позади нас.
— Как зерна пшеницы между жерновами, — прокудахтала старая карга. — Я знала, что рано или поздно, вы встанете на путь преступления, Рюи. Вы были моим единственным арендатором, который платил арендную плату регулярно.
— Адвокат Марфы делал это.
— Все равно, это выглядело довольно подозрительным. Не попробовать ли вам переулок позади моей палатки?
— Куда он ведет?—
— Срезает путь в «Вия», в Парк Белой Розы.
Анна встрепенулась. — Белая роза?
— Мы были там тем первым вечером, — сказал Жак. — Вы помните, там большой тупик со стеной, покрытой розами. Фонтан. Милое место, но не для нас, и не теперь. Имеет только один вход. Мы должны попробовать что-то другое.
Психиатр сказала нерешительно: — Нет, подождите.
В течение нескольких моментов она была поражена зловещим контрастом этого второго вхождения в «Вия», и безответственным весельем того первого вечера. Улица, киоски, смех казались теми же самыми, но в действительности ими не были. Это походило на знакомую музыкальную партитуру, тонко измененную некоторой бесноватой рукой, поднятой в резкой и фаталистической минорной тональности. Это походило на вторую часть Ромео и Джульетты Чайковского — все яркие обещания первой части были здесь, но повторение преобразовало их в ужасные предчувствия.
Она трепетала. Эта вторая часть, как эхо судьбы, неслась через нее в быстром темпе, как будто ожидающая, чтобы завершить ее тайную встречу с нею. Пусть безопасность, пусть смерть, она должна согласиться с повторением.
Призрачным голосом она промолвила: — Отведите меня снова в Парк Белой Розы.
— Что! Какой смысл! Здесь, на открытом месте, у вас может быть шанс.
— Но я должна пойти туда. Пожалуйста, Рюи. Я думаю, что это как-то связано с белой розой. Не смотрите на меня, как будто я сумасшедшая. Конечно, я сумасшедшая. Если вы не хотите отвести меня, то я пойду одна. Да, я иду.
Его твердые глаза изучили ее в созерцательной тишине; затем он отвел взгляд. По мере того, как неподвижность нарастала, его лицо отражало его углубляющийся самоанализ. — Да, при этом у нас интригующие возможности. Марионетки Марфы наверняка ищут вас. Но будут ли они в состоянии увидеть вас? Может ли рука, которая владеет пистолетом, также искусно обращаться с кистью и палитрой? Вряд ли. Снова Искусство и Наука. Школа Пуантилизма против полицейской школы. Хорошая вещь для Марфы, если это сработает. Платье Анны зеленое. Дополнением к зеленому является фиолетовый цвет. Платье Фиалки должно сработать.
— Мое платье?— вскричала старуха. — Да что вы, Рюи?
— Ничего, моя сладкая. Я только хочу, чтобы вы сняли одно из ваших платьев. Внешнее подойдет.
— Сэр! — Фиалка начала брызгать слюной в едва слышимом удушье.
Анна наблюдала все это в неопределенном отчуждении, принимая это как одно из ежедневных безумий человека. Она не представляла, что он хотел сделать с грязным старым фиолетовым платьем. Но она подумала, что знает, как можно получить это платье для него, одновременно вводя другую повторную тему в эту вторую часть ее гипотетической симфонии.
Она сказала: — Он желает предложить вам справедливую сделку, Фиалка.
Гам прекратился. Старуха подозрительно следила за ними обоими. — Что это значит?
— Он выпьет одну из ваших микстур любви.
Кожистые губы разошлись в изумлении. — Я согласна, если согласен он, но я знаю, что он не согласен. Да ведь этот проходимец не любит ни одного существа в целом мире, кроме, возможно, себя.
— И все же он готов сделать залог для своей возлюбленной, — ответила Анна.
Художник скорчился. — Вы мне нравитесь, Анна, но я не попаду в ловушку. Так или иначе, все это ерунда. Что такое стакан подкисленной воды между друзьями?
— Залог не мне, Рюи. Это Красной Розе.
Он с любопытством всматривался в нее. — О? Пусть будет так, если это доставит вам удовольствие… Хорошо, Фиалка, но снимите платье прежде, чем вы нальете.
Почему, задалась вопросом Анна, я продолжаю думать, что его объяснение в любви к красной розе — мой смертный приговор? Это слишком быстрое изменение. Кто, или что является Красной Розой? Соловей умирает, когда делает белую розу красной. Итак, она, или я не могут быть Красной Розой. Так или иначе, Соловей уродлив, а Роза красивая. И почему у Студента должна быть Красная Роза? Как это допустит его к таинственному танцу?
— Ах, Мадам Де Медичи вернулась. Жак взял стакан и фиолетовый узел, который старуха положила на стол. — Каковы надлежащие слова? — он спросил Анну.
— Всё, что вы хотите сказать.
Его глаза, ставшие внезапно мрачными, изучали ее. Он спокойно сказал; — Если когда-нибудь Красная роза представится мне, я буду любить ее вечно.
Анна вздрогнула, когда он опустошил стакан.
Глава 16
Немного позже они проскользнули в Парк Белых Роз. Бутоны только начинали открываться, и тысячи белых цветочных глаз мигали им в резком искусственном свете. Как и прежде, это огороженное место было пустым и тихим, если бы не щебечущая болтовня его единственного фонтана.