Описание соответствовало тому, что Анна слышала о Полковнике Грэйде, руководителе Бюро Национальной Безопасности.
Грэйд вышел вперед и кратко представился, затем представил Анну госпоже Жак.
И затем психиатр обнаружила, что ее глаза уставились на листок бумаги на столе госпожи Жак. И по мере того, как она смотрела, она почувствовала острый ледяной кинжал, проникающий в ее позвоночник, и она медленно осознавала задумчивый шепот в своем уме, сжимающий сердце в его намеках на умственный распад.
Вещь, нарисованная на бумаге красными чернилами, безошибочно была розой, хотя и покоробленной и незавершенной.
— Госпожа Жак! — вскричал Грэйд.
Марфа Жак, должно быть, предугадала одновременный большой интерес Анны к бумаге. С извиняющимся шепотом она перевернула ее изображением вниз. — Инструкции безопасности, знаете ли. Мне положено держать это под замком в присутствии посетителей. Даже шепот не мог скрыть жесткое, металлическое качество ее голоса.
Так, вот почему знаменитую формулу «Скиомния» иногда называли «Розетка Жак» — начерченная, постоянно расширяющаяся, колеблющаяся красная спираль в полярных координатах — это была… Красная Роза.
Объяснение сразу принесло чувство облегчения и зловещее углубление чувства судьбы, которое омрачало ее в течение многих месяцев. — «Таким образом, вы, также», — она подумала с удивлением, — «ищете Розу. Ваш муж — художник несчастен из-за ее отсутствия, а теперь и вы. Но вы ищете такую, же самую розу? Является ли роза ученых истинной, а роза Рюи Жака фальшивая? Что такое роза? Я буду когда-либо знать»?
Грэйд прервал тишину. — Ваша блестящая репутация обманчива, доктор Ван Туйль. Из описания доктора Белла мы представляли вас женщиной старшего возраста.
— Да, — сказала Марфа Жак, изучая ее с любопытством. — Мы действительно имели в виду более старшую женщину, чтобы иметь меньшую вероятность… ну …
— Увлечь вашего мужа эмоционально?
— Точно, — сказал Грэйд. — Госпожа Жак должна быть полностью свободна от отвлекающих факторов. Однако, — он повернулся к Анне, — мое мнение заключается в том, что мы не должны ожидать каких-либо трудностей от доктора Ван Туйль на этот счет.
Анна почувствовала, как покраснели ее горло и щеки, поскольку госпожа Жак кивнула в неодобрительном согласии: — Я думаю, что вы правы, полковник.
— Конечно, — сказал Грэйд, — господин Жак может не признать ее.
— Это еще неизвестно, — сказала Марфа Жак. — Он может стерпеть такого же собрата по искусству. И она обратилась к Анне: — Доктор Белл говорил нам, что вы пишете музыку, или что-то такое?
— Да, кое-что такое, — кивнула Анна. Она не волновалась. Это был вопрос на затяжку времени. Эта убийственная ревность женщины, хотя она и могла бы однажды погубить ее, в настоящее время не касалась ее ни на йоту.
Полковник Грэйд сказал: — Госпожа Жак, вероятно, предупредила вас, что ее муж несколько эксцентричен; временами с ним может быть, несколько трудно иметь дело. На этот счет Бюро Безопасности готово утроить вашу оплату, если мы посчитаем вас приемлемой.
Анна серьезно кивнула. Рюи Жак и деньги, надо же!
— Для большинства ваших консультаций вам придется разыскивать его, — сказала Марфа Жак. — Он никогда не будет приезжать к Вам. Но с учетом предлагаемой вам оплаты это неудобство несущественно.
Анна кратко подумала о том фантастическом существе, которое выделило ее из тысячи лиц. — Этого будет достаточно. И теперь, госпожа Жак, для моей предварительной ориентации, опишите некоторые более поразительные бихевиоризмы, которые Вы отметили в своем муже.
— Конечно. Доктор Белл, я предполагаю, уже сказал вам, что Рюи потерял способность читать и писать. Обычно это показательно для развивающегося преждевременного слабоумия, не так ли? Однако я думаю, что случай господина Жака имеет более сложную картину, и мое собственное предположение — это скорее шизофрения, а не слабоумие. Доминирующим и наиболее часто наблюдаемым отклонением психики является фаза мании величия, во время которой он имеет тенденцию к увещеванию его слушателей на различные странные темы. Мы собрали некоторые из этих речей на скрытом диктофоне и сделали анализ Ципфа по частоте слов.
Брови Анны сомнительно нахмурились. — Вычисление Ципфа является довольно механическим средством.
— Но научным, бесспорно научным. Я тщательно изучила этот метод, и могу говорить авторитетно. Еще в сороковых годах Ципф из Гарвардского университета доказал, что в типичном образце английского языка, интервал, отделяющий повторение того же самого слова, был обратно пропорционален его частоте. Он представил математическую формулу того, что ранее было известно только качественно — то, что слишком частое повторение того же самого или подобного звука расстраивает и раздражает культурный ум. Если мы должны сказать ту же самую вещь в следующем параграфе, мы избегаем повторения использованием соответствующего синонима. Но не шизофреник. Его болезнь разрушает его высокие центры ассоциации, и определенные селективные нейронные цепи больше не доступны для его письма и речи. У него нет никакого угрызения совести от непосредственного и непрерывного тонального повторения.
— Роза это роза, это роза… — пробормотала Анна.
— А? Как вы узнали то, о чем была эта транскрипция? О, вы только цитировали Гертруду Стайн? Ну, я читала о ней, и она доказывает мою точку зрения. Она признала, что написала это под самогипнозом, который мы назвали бы легким случаем шизо. Но она могла быть иногда и нормальной. Мой муж никогда. Он продолжает в одном и том же духе все время. Вот это запись одного из его монологов. Только послушайте:
— Смотрите, Вилли, вон там, в окне символ поражения вашей хозяйки — Роза! Роза, мой дорогой Вилли, не растет в темном воздухе. Дымные столицы прошедших лет переместили ее в сельскую местность. Но теперь, с незапятнанным горизонтом вашего атомного века красная роза возвращается. Как таинственно, Вилли, что роза продолжает предлагать себя нам — унылым, утомленным людям. Мы ничего не видим в ней кроме симпатичного цветка. Ее печальные шипы навсегда объявляют нашу неподходящую неуклюжесть, а отсутствие меда упрекает нашу грубую чувственность. Ах, Вилли, давайте станем птицами! Ведь только крылатые могут съесть плоды розы и распространять ее пыльцу…
Госпожа Жак посмотрела на Анну. — Вы посчитали? Он использовал слово «роза», никак не меньше, чем пять раз, когда одного или двух раз было бы достаточно. У него, конечно, в распоряжении было достаточно сладкозвучных синонимов, таких, как «красный цветок», или «колючее растение», и так далее. И вместо того, чтобы говорить о «возвращении красной розы» он должен был сказать, например, «она возвращается».
— И потерять тройную аллитерацию? — сказала Анна, улыбаясь. — Нет, госпожа Жак, я бы вновь исследовала критически этот диагноз. Все, кто говорят как поэты, не обязательно безумны.
Крошечный звоночек начал бренчать на массивной металлической двери, на правой стене.
— Это сообщение для меня, — проворчал Грэйд. — Пусть подождут.
— Мы не возражаем, — сказала Анна, — если вы хотите, чтобы его прислали.
— Дело не в этом. Это моя личная дверь, и я единственный, кто знает комбинацию шифра. Но я сказал им не прерывать нас, если это не имеет связи с этим важным интервью.
Анна подумала о глазах Вилли Пробки, жестких и блестящих. Внезапно она поняла, что Рюи Жак не шутил о личности этого человека. Был ли рапорт Пробки сейчас в ее досье? Похоже, что госпоже Жак досье не нравится. Предположим, что они откажутся от нее. Посмеет ли она искать Рюи Жака под носом более аккуратных людей Грэйда?
— Проклятый дурак, — пробормотал Грэйд. — Я оставил строгие указания о том, чтобы не беспокоили. Извините.