Лаврентьев и правда, поменял свое отношение к Риоте, еще вечером, он был не рад видеть его. То ли то была тихая обида, то ли боязнь после стычки в архиве. Саша еще больше убедился, что ни Риота, ни «Омега» не враги ему, напротив, они единственные, кто по-настоящему желает мира на земле. От простых безумцев преступного мира, до смертоносных бомб, погребающих людей целой страны, от всего хотят избавить хрупких людей, чьи жизни рушатся по щелчку пальцев, нажатию кнопки, по звонку политиков. И Риота, работая в «Омеге», на опасной службе человечеству, никого не убил. Это поистине поразительно, и заслуживает признания. Но кем бы он ни был, всегда остается в тени, приходит без стука и уходит без единого звука. Саша представил себе Риоту тихим ветром, приносящим то холод, то тепло.
— Прости меня — тихо произнес Лаврентьев.
— За что? Спросил Риота, вглядываясь в глаза Александра, освещенные тусклым желтоватым светом.
Саша молчал. Это оказался вопрос, на который не было ответа. Нагнетающая, но в то же время непринужденная тишина висела в воздухе. Лампа пару раз мигнула.
— Батарейки садятся. — сказал Саша.
— Да. — монотонно ответил Риота
И снова тишина. Никто не смел ее нарушить. Лишь изредка тихонько подвывал ветер, то надувая занавеску как парус, то затягивая ее в окно, словно пытался похитить робкой рукой. Иногда мерцала лампа, подергиваясь желтоватым свечением. Саша сидел напротив окна и смотрел на звезды, которые также мерцали то голубоватым, то белым светом. К чаю никто так и не притронулся, и он постепенно перестал испускать пар и остыл. На улице стрекотали сверчки. Вода с крана, все так же медленно капала, надуваясь в пузатые капли и со стуком разбиваясь о железное дно раковины.
— Завтра миссия, да? — спросил Лаврентьев.
— Да. Все помнишь?
— В полдень покидаю архив, иду на мостик, отключаю камеры и подаю сигнал.
— Да, все так. — подтвердил Риота.
Риота хлебнул уже холодный чай, в который кинул два куска сахара, меланхолично помешав ложкой. Саша проследил за его бессмысленным действием, которым тот даже не смог растворить сахар и посмотрел на балаклаву Риоты, а затем на его лоб, увенчанный глубоким шрамом. Четкая линия, оставленная твердым стальным острием копья, была перечеркнута в некоторых местах затянувшейся кожей, которая стянулась как паутина или рельефный хребет крокодила. Боль утраты, отчаяние и то мгновение, когда он был на волосок от гибели, навсегда исказили лицо Риоты. Но несмотря на это, его взгляд не был злым, только строгим и серьезным, из-за груза прошлого, который не подпускал к нему светлых и радостных мыслей о счастливой беззаботной жизни. Набравшись смелости, Саша вновь прервал тишину:
— Скажи, Риота, какая у тебя мечта?
Собеседник приподнял голову и посмотрел на него исподлобья. Хмыкнув, он отвел взгляд влево и потупился в пол. Очередная капля сорвалась с крана и ударила о раковину.
— Не знаю — ответил Риота, словно отрезвленный этим звуком — отомстить, но вряд ли это можно назвать мечтой, а большего мне и не нужно.
— Вот как…
Кроме этого «вот как» Александр никак не смог ответить, в голову ничего интереснее не приходило. Он и сам понимал, что этого недостаточно, но ничего добавить не мог. У него и самого, как таковой мечты не было, поэтому осуждать за это кого-то другого было бы несправедливо.
Оба молча просидели еще минут десять. На часах было пол второго ночи.
Слушай, Риота, — прервал тихую атмосферу Саша — а как у тебя получается так внезапно и бесшумно появляться?
Риота, пробужденный от сна мыслей, секунды две вникал в вопрос, а потом, когда понял, ответил:
— Я же в Шаолине обучался. Там такие тренировки были. Приходили некоторые учителя, учили разным трюкам исчезновения.