Не считая того, что у нее пропал багаж. Лара повернула голову, чтобы взглянуть на него, — и моментально пожалела об этом. Он рассматривал ее фигуру в облегающем платье, но успел поднять глаза в ту же секунду, что и она.
Лара еще никогда с такой остротой не ощущала своего тела, его мягких изгибов, говоривших о том, что она — женщина. Тут она с иронией подумала, что здесь нет ничего удивительного — ведь все эти изгибы буквально выставлены напоказ! Но дело заключалось не только в этом — дело было и в выражении глаз Тайлера.
— Вы впервые во Флориде?
— Да, впервые, — просто ответила она, сожалея, что так и не освоила искусство вести светский разговор ни о чем. Ей достаточно легко было иметь дело с мужчинами на работе: там можно часами говорить с ними о компьютерах. А вот в обстановке приемов и раутов все оказывалось иначе.
Мужчины из Голливуда, которых она встречала у матери, предпочитали говорить о себе или своих последних фильмах, не ожидая от Лары ничего, кроме редких кивков и неопределенных реплик одобрения. Сейчас она понимала, что разговор с Тайлером Терном требует гораздо большего, но понятия не имела, чего именно.
Неловкое молчание затягивалось: Лара мучительно подыскивала нужные слова. Быстро оглядевшись вокруг в поисках темы, она наконец придумала, с чего начать.
— Ваш дом очень красив, насколько я успела рассмотреть, мистер Терн, — светским тоном заговорила она.
— Спасибо. Его строил мой дед по отцу. Внешний вид должен был напоминать усадебный дом в Луизиане, построенный еще до Гражданской войны. Этот стиль понравился моим деду и бабушке во время их свадебного путешествия на Юг. А внутреннее убранство они изобретали сами, на свой вкус.
У Лары мелькнула мысль, что, похоже, его дед очень любил свою жену. Однако рискованно показалось говорить о любви и романтике: ведь одного присутствия Тайлера Терна было достаточно, чтобы она с трудом, хотя бы внешне, сохраняла душевное равновесие!
Тайлер заговорил снова:
— Завтра, когда тут не будет толпы, вы сможете лучше рассмотреть наш дом. Вы ведь гостите у нас, правда?
— Да. Сейчас как раз время нашего с мамой ежегодного отдыха.
— Вы каждый год отдыхаете вместе?
Лара кивнула:
— Это наша традиция, и началась она в тот год, когда я поступила в пансион.
— И вы до сих пор поддерживаете эту традицию?
Тайлер явно удивился. Лара искренне не понимала почему.
— Да. За исключением редких праздников, отдых — единственное время, когда мы можем побыть вместе.
— Кажется, вас растили довольно оригинально.
Лара снова утонула в его взгляде и ответила совершенно механически:
— Да, вы правы. — Вид у Тайлера был участливый, заинтересованный. Она вдруг почувствовала, что все обиды, сожаления и разочарования ее слишком одинокого детства неудержимо ищут выхода. — Бывали времена, когда мне хотелось все отдать, лишь бы родиться и расти в обычной семье.
Боже, что она делает?! Она почти не знакома с этим человеком. Лара заставила себя замолчать.
— Так вы говорите?.. — Тайлер попытался продолжить заинтересовавший его разговор.
— А вы не думали переквалифицироваться в психотерапевта или репортера?
Он озадаченно посмотрел на нее.
— Я чуть было не открыла вам вещи, о которых никогда и никому не говорила, — призналась Лара.
— Я просто умею слушать.
— Но я вовсе не хочу, чтобы меня выслушивали!
— Даже если я скажу, что мне и правда хотелось бы знать, каково это — расти дочерью знаменитой кинозвезды?
— Вам и вообще каждому встречному — поперечному!
В последнее время ее особенно донимали предложениями рассказать прессе о своей жизни. Большинству репортеров хотелось заполучить оскорбительно-откровенные истории — в духе тех скандальных баек, что не стеснялись публиковать дети многих знаменитостей.
Лара могла бы последовать отвратительному примеру, но какой в этом толк? Подобная «откровенность» не изменит прошлого, а лишь поставит под угрозу те и без того ненадежные узы, которые связывают ее с матерью. Этого Ларе хотелось меньше всего.
Вырвавшееся признание, что детство не было для нее раем, обратно не возьмешь, но она попросит Тайлера никому ничего не рассказывать. Ведь ее неосторожные слова могут оказаться в руках нечистоплотного человека, который отправится с ними прямехонько в средства массовой информации.
— Вы, конечно, знаете, мистер Терн, что находятся люди, готовые немало заплатить за подобные сведения.
Он прищурил глаза, и теплая улыбка на его лице сменилась явным холодком.
— Если вы намекаете на то, что я способен продать за деньги услышанное от вас…
Да, на этот раз она совершила чудовищную неловкость.
— Я не имела в виду, что конкретно вы…
Темная бровь вопрошающе приподнялась, а лицо стало еще более холодным.
— Правда? А прозвучало именно так.
— Я просто хотела… Понимаете, если мои слова будут передаваться по цепочке, то рано или поздно они могут дойти до человека, которому доллары важнее порядочности. А мне бы не хотелось, чтобы такое произошло.
Он откачнулся от перил и встал прямо, очень прямо.
— Позвольте вас заверить, мисс Роуз: ваши слова дальше не пойдут. И для меня порядочность всегда главнее денег.
Что с ней сегодня творится? Сначала она принимает его за любовника своей матери, потом видит себя с ним в одной постели… Только что едва не погрузилась в бредовые фантазии от прикосновения его руки, а выйдя из оцепенения, чуть не рассказала все о своем несчастном детстве. И в довершение великолепия картины еще его и оскорбила, пусть непреднамеренно!
Может, дело в смене часовых поясов? В воздействии жаркой южной ночи — или в той атмосфере чувственности, которая незримо окружает Тайлера Терна? А может, главной причиной послужил ее вызывающий наряд и возбуждающее прикосновение шелка и тонкого кружева к ее телу?
Нужно извиниться — и она обязательно это сделает! Но не сегодня. Нет, не сегодня. Если она попробует попросить прощения сейчас, ничего хорошего не получится.
— Я еще не подходила к маме с тех пор, как сюда спустилась. Наверное, мне следует ее найти.
— Не смею вас задерживать.
Казалось, Тайлер обрадовался, что она уходит. И винить его было нельзя, но ей очень хотелось, чтобы разговор закончился на приятной ноге. Честно говоря, ей хотелось бы, чтобы и начался он более приятно.
— Ну… мы ведь еще увидимся? — неуверенно произнесла Лара.
— Несомненно.
Лара улыбнулась и направилась к открытым дверям в зал, спиной чувствуя на себе его изучающий взгляд. Она с сожалением думала, что произвела на Тайлера плохое впечатление. Не то чтобы это было важно. В конце концов, он живет во Флориде, и они вряд ли снова встретятся, когда ее отпуск закончится. Так что шансы на то, что между ними что-то произойдет, невелики, несмотря на неожиданную игру ее воображения. Странно: обычно ее воображение полностью сосредоточивается на сложной логике компьютерных программ, не отвлекаясь на роскошных суперменов в безупречных смокингах.
Когда она как следует выспится, он, очевидно, уже не покажется ей настолько привлекательным. Она просто слишком много работала перед отпуском, а потом еще пропавшие в аэропорту вещи. Скорее всего ее необычная реакция объясняется стрессом. Все, что сегодня произошло странного, — только временный сбой.
Спору нет: Тайлер Терн — невероятно привлекательный мужчина, так что ее восхищение можно назвать вполне естественным. Вот и все.
Но на всякий случай — больше никаких вызывающих нарядов! И никакого шелкового белья.
Тайлер Терн провожал молодую женщину взглядом. Когда она была у самой двери, он сказал:
— Мы расстались с Анжеликой, когда она направлялась перекусить. Буфет в столовой.
Она медленно обернулась:
— Спасибо, мистер Терн. Я первым делом посмотрю там.
С этими небрежными словами она вернулась в зал, оставив его одного на балконе.
С той первой минуты, когда он заметил ее на противоположной стороне зала, он сразу же решил, что это — Лариса Роуз. Двадцатипятилетняя женщина с густыми кашчановыми волосами и ангельским личиком: милый, чарующий вариант соблазнительниц-блондинок, на которых у мужчин, что называется, слюнки текут и которым с эпохи ММ стараются подражать чуть ли не все американки.