- Да? - спросил я.
‘Добрая мать, сейчас самое время. Его Высочество ждет снаружи.’
‘ Нет, ’ сказал Хьюстон.
- Чао–ли - да. Ты должен идти. Не говори ничего.’
‘Нет’.
‘Мое собственное сердце – я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты всегда будешь в моих мыслях. Всегда думай обо мне. Я отдал тебе половину своих слез ...
‘Они мне не нужны’.
‘ Да. Возьми их. Они твои. Они - половина меня. Когда вы смотрите на них, вы будете смотреть на меня. Когда ты будешь их использовать, именно я буду питать тебя.’
‘ Нет. Нет, Мэй-Хуа, нет. Пойдем со мной. Пожалуйста, пойдем со мной.’
‘О, любовь моя, не усложняй это. Я хочу, чтобы ты ушел и жил. Не говори больше ни слова.’
Он не сказал больше ни слова, погрузившись в черное отчаяние.
И чернота снаружи. И еще один бокал, чтобы ему было хорошо, и тогда вся чернота, добро пожаловать, знакомая чернота. И затем покидает его, вылетает из него, падает. Кричали голоса, стреляли пушки, цветные луны, дюжина из них, ярко плыли в небе. Вспышки. Казалось, что его поднимают чьи-то руки, и он снова оказался на носилках, переходя на бег трусцой. Но его рука, его рука! Чистая ослепляющая агония, невыносимая агония, лизнутая пламенем, рвущаяся изо рта с ревом; и задыхающаяся там, когда рука сжимает ее. Отчаянно ищет среди цветных лун и, наконец, находит это – желанную, долгожданную черноту; боль все еще с ним, но снова отстраненная.
Было мягкое серое утро, когда он пришел в себя, и он лежал на земле. Он лежал в туманной долине. Он слышал, как едят, и чувствовал запах древесного дыма.
‘Трулку’.
Он узнал лицо над собой. Он не мог вспомнить это.
- Теперь ты в безопасности, трулку. Сейчас в Сиккиме.’
Он определил человека точно так, как говорил: это был мажордом герцога из Ганзинга. Он попытался позвать герцога, но слова не шли с языка.
‘ Все хорошо, трулку. Они этого не поняли. Один человек был ранен, и вы упали с носилок, но багаж не пострадал. Как рука?’
Рука была не в порядке и должна была стать намного хуже. Его снова разбили. Они пытались получить ее в двух монастырях, но преуспели только в том, что получили больше одурманивающих препаратов. Хьюстон пролежал две ночи во втором из монастырей, ожидая врача, за которым послали из Гангтока. Врач не приехал, но как раз в тот момент, когда они снова собирались уезжать, приехала скорая помощь. Это был старый "роллс-ройс" с плетеным кузовом и дверцей сзади. Хьюстон лежал во весь рост в этом впечатляющем транспортном средстве, высунув ноги из кузова; и так, все еще без своего читти, но в некотором состоянии, въехал в город, до которого он так старался добраться много месяцев назад.
Он почти ничего не увидел, потому что хирург в больнице Махараджи, взглянув на руку, сделал ему укол морфия, посадил его обратно в "Роллс-ройс" и, задержавшись только для того, чтобы позвонить мистеру Панту, индийскому дипломатическому представителю, немедленно отправил его в Калимпонг.
Там его осмотрел индийский медицинский работник, который случайно посетил город, ему сделали еще один укол и перевели в госпиталь Шотландской миссии. Он был зарегистрирован в 5 часов вечера 30 апреля 1951 года – первая дата, которую можно проверить самостоятельно, с тех пор как он забронировал номер за пределами города более года назад.
Несколько дней спустя, по срочному вызову руководства больницы, Шейла Вулферстон приехала из Калькутты и официально приняла его и его багаж от телохранителя герцога. Они отказались, по-видимому, по приказу герцога, передать его кому-либо еще. Они спали в его комнате и ели, согласно Сборнику миссии, ‘от души’.
Хьюстон ничего не знал об этой сделке, поскольку в дополнение к своим более впечатляющим заболеваниям он заболел пневмонией. Он без удивления осознал, что с ним была Шейла Вулферстон, а также Майклсон. Он не знал, кто из них рассказал ему, что случилось с Хью и остальными. Казалось, он не мог горевать; он лежал в тяжелом оцепенении.
Он пролежал там три недели (которые могли быть тремя часами или тремя годами при всем его ощущении времени) и только однажды смутно осознал, что его больше нет. Он был в другом месте, в каком-то ревущем месте с низкой крышей.
‘Ты не спишь, парень?’
Он понял, что кто-то тряс его в течение некоторого времени.
‘Где я?’
‘Ты прав. Ты прав, парень. Мы летим в Калькутту. Послушай, поскольку ты не спишь, нам нужно кое–что обсудить...
- Где Шейла? - спросил я.
‘Она права. Она немного приоткрыла глаза. Смотри, парень, она скоро проснется, у нас мало времени. Я хотел рассказать вам, что делает Да Коста. Он определенно может гарантировать ...