— Ну-ка, постриги меня.
А когда испуганный юноша подходит к хозяину, тот лишь замечает:
— Отчего это ты так похудел? Раньше был толст и упитан, а сейчас и смотреть не на что.
В самом деле брадобрей, тот которого действительно ожидали, был такой жирный и круглый, что вызывал искреннюю зависть своего господина, и лишь отсутствие той упитанности, которая требуется для цирюльника, вызывает неимоверный гнев у хозяев, и служит уже достаточной причиной для наказания раба.
И поэтому знатные римляне не чурались переодеваться в одежду рабов и забираться на чужие виллы в поисках любовных утех. Пренебрежение опасностью быть схваченным в доме любовницы было так сильно развито у римлян, что они свободно разгуливали по комнатам, забавлялись с симпатичными рабынями и получая возможность проникать в покои своих возлюбленных.
Вечером, когда два приятеля уже проснулись и проголодались, они пошли к тому месту, где была припрятана провизия, принесенная Валерием, Фабию в ее спальне навестил Петроний Леонид. Он был мрачен и угрюм.
— Скажи на милость, где деньги, обещанные мне ранее? Ты полагаешь, что двенадцать тысяч динариев принесенных мне сегодня утром твоим поверенным, хватит для покупки хорошего скакуна?
— Без сомнения, дорогой! — Фабию взбесил этот визит мужа, но приходилось отвечать учтиво, как только требовали нормы приличия. — Этого даже достаточно, чтобы купить вдобавок к коню серебряную уздечку.
— Ты что, издеваешься? Разве тебе неизвестно, что цены поднялись?
— А я и не знала, милый. Ну, тогда прими еще несколько золотых. — Фабия, хлопнув в ладоши, приказала явившемуся казначею отсчитать еще тысячу динариев. — Этого мало. — Как?! И теперь тебе недостаточно?! Извини, милый, но больше я тебе не дам ни асса. — Фабия отвернулась от Леонида и дала понять, что разговор окончен, добавила:
— Ступай, милый. Оставь меня одну, пожалуйста.
Петроний Леонид, взбешенный тем обстоятельством, что он должен униженно просить денег у жены, хотел уже излить всю свою злость на Фабию и бросить к ее ногам кошелек с динариями, но с трудом сдержался и, не сказав ни слова, выбежал из комнаты.
Матрона уселась перед зеркалом и стала готовиться к встрече с Юлием, следя затем, чтобы прислуживавшие ей рабыни представили ее перед ним обольстительной и неотразимой любовницей.
Леонид, удрученный очередной ссорой с женой, сидел в своей комнате и с грустью вспоминал молодость. В дверь постучали, и на разрешение хозяина вошел Рупий, его преданный вольноотпущенник и управляющий.
— Господин, — вкрадчивым голосом начал Рупий. — Позволишь ли ты мне, твоему верному слуге, сообщить кое-что важное для тебя?
— Говори, Рупий.
— Только прошу, не сердись на меня. Я ни в чем не виноват!
— Не тяни, говори же!
— Какой-то раб вошел в спальню нашей госпожи. Я не успел разглядеть его лицо, но он не похож ни на одного из наших. Боюсь, не со злым ли умыслом прошмыгнул он туда. Оружия в его руках я не заметил, но… Договорить он не успел. Леонид с шумом опрокинул стол, за которым сидел. Лицо его побелело от гнева.
— Чувствую, что нашим африканцам придется потрудиться сегодня. Пошли. И вели позвать людей покрепче, — сказал он.
Рупий побежал искать подходящих рабов.
Фабия сидела у зеркала и смотрела на свое отражение. Юлий, как ни в чем не бывало, разлегся на диване за ее спиной и молол языком все, что приходило в голову. Он уже хотел приступить к ласкам, но в эту минуту с грохотом распахнулась дверь. В спальню с толпой рабов ворвался Леонид. Юлий побледнел, как смерть, и не успел сказать ни слова, как был схвачен и скручен рабами, которые грубо выволокли его из комнаты.
Фабия тоже перепугалась до смерти. С горящим от ненависти лицом она смотрела на мужа. Леонид подошел к ней с каменным лицом, но голосом, полным язвительности сказал:
— Случайно я узнал, дорогая, что к тебе проник злоумышленник. Но, слава фортуне и Юноне, я успел во время предотвратить злодейство. Этот беглый раб, наверняка, собирался ограбить и убить тебя. Каков негодяй! Не волнуйся, он получит свое сполна. Не будь я Аквила и твой муж.
Не слушая каких-либо объяснений от жены, Леонид быстро вышел из ее спальни. В душе его пылал огонь и сладко ныло предчувствие мести. Сына сенатора Квинта он узнал сразу, как вошел.
В атрии, куда приволокли связанного Юлия, уже собралось почти полсотни рабов, предвкушавших славную забаву. Все уже знали, в чем дело и кого будут судить, но тем не менее, делали вид, что действительно верят в поимку беглого раба, пробравшегося в дом со злым умыслом.
Все они со смехом и дерзостью смотрели на Юлия. Патриций ни на одном лице не увидел и тени сочувствия. Со страхом смотрел он на равнодушных чернокожих палачей, которые уже готовили все для экзекуции.
Рупий подбежал к Леониду, когда тот Уже входил в атрий, в руке у него был факел.
— Господин, — прошептал Рупий, — в розарии заметили еще одного чужого раба. Прикажешь схватить и привести его?
— Немедленно? — взревел Леонид.
Ему подставили высокое кресло, больше похожее на царский трон. Легат сел в него.
— Поднять подлеца? — указал он на лежащего на полу Юлия. Приказ был исполнен в мгновение ока.
— Что же ты, негодный раб, сбежавший от своего господина, делаешь в моем доме? Скрываешься от правосудия и творишь зло? Зачем залез в спальню к моей жене? Ты что, хотел убить ее и ограбить? — стал задавать вопросы Леонид.
— Слушай, Аквила, — Юлий сплюнул. — Так, кажется, называет тебя мой отец? Я думаю, что твоя шутка затянулась.
Леонид усмехнулся.
— Какой дерзкий раб, — сказал он. — Даже знает моё воинское прозвище. Твой отец, что принадлежит мне?
— Перестань, — Юлий был взбешён.
— Твоя дерзость не знает границ, но я научу тебя разговаривать почтительно.
Аквила дал знак, и два раба сбили патриция с ног, и разбили ему лицо. Юлий хотел подняться, но ещё один сильный удар в голову сбил его снова. Юноша почувствовал, как кровь заливает ему глаза.
— Негодяй! — прокричал он разбитыми губами. — Как ты смеешь избивать меня свободного гражданина?!
— Свободный гражданин? — Аквила встал с кресла и подошёл к Юлию. — Я не ослышался? Ты назвал себя свободным гражданином?
Легат захохотал. Все рабы, стоявшие вокруг, тоже громко засмеялись, показывая пальцами на юношу.
— Ты хочешь меня уверить, — продолжал легат, — что римский гражданин может выбросить свою тогу и обрядиться рабом? Неужели ты думаешь, что я поверю тебе? Кто ты на самом деле? Чей раб и кто твой хозяин? Не вздумай отнекиваться и не пытайся лгать, не то отрежу твой язык и брошу его собакам.
Раб, что был рядом с Юлием, схватил юношу за волосы и поднял его залитое кровью лицо, глаза его горели. Леонид нахмурился.
— Говори! — приказал он. — Или клянусь, Орком, ты пожалеешь.
Вместо ответа Юлий плюнул своему мучителю в лицо и тут же получил сильный удар ногой в грудь. Задохнувшись, патриций рухнул па пол. На него со всех сторон посыпались удары.
— Прекратить! — сказал Леонид, утирая тогой лицо. — Это слишком роскошная добыча для вас. Пусть им займутся те, кто специально куплен для подобных дел.
Негры-палачи тут же подбежали к Юлию и, схватив его в мощные тиски своих рук, понесли его к дверям атрия. Не говоря ни слова, они сорвали с бедняги всю одежду и, скрутив ему руки ремнями повесили за них на специально приготовленный в потолке крюк. Не слушая ругани и проклятий Юлия, они с тем же деловым равнодушием связали ему ноги и подвесили к ним две тяжелые гири, так что юноша вытянулся подобно туго натянутой струне. От ужаса он покрылся потом и блестел в свете огней как атлет, выходящий на соревнования.