Больше половины собранных выразили желание пойти на это полное опасностей дело. Апполоний выбрал из них десять, самых на его взгляд, достойных. После этого он пошёл в храм, в самую дальнюю и скрытую его комнату. Здесь находились Валерий и Эней. В тёмном углу, на скамье, опустив голову, сидела Актис. — Я готов ехать к Аквиле, — с ходу объявил Апполоний, — Лошадь ждёт меня. Давайте прощаться. Валерий был удивлён. — Нет, ты больше нужен здесь, — сказал он. — Но кто-то же должен поехать к твоему дяде. Он должен быть с нами, — возразил Апполоний. — Это будешь не ты. — Тогда кто же? — Я, — встал из-за стола Эней. — Я поеду. Здесь от меня мало пользы. Валерий и Апполоний согласились с ним. — Езжай по Алиевой дороге и миль через пятнадцать будет лагерь дяди, — посоветовал Валерий. — Он должен остановиться на ночь. Для долгого прощания не было времени. Мужчины слегка пожали друг другу руки и обменялись незначительными фразами. Зато с Актис Эней прощался несколько дольше. Он подошел к девушке и, грустно глядя ей в глаза, сказал: — До встречи, Актис. Пусть боги пошлют нам удачу. — Спасибо тебе, Эней, — прошептала Актис. — За то, что ты с тем, кто мне дорог. Эней резко повернулся и вышел. — Но боги не дают удачи тем, кто врывается в их храм с оружием, — прошептала Актис. — Её никто не услышал. Валерий и Апполоний слишком были заняты своими планами. Про девушку на время забыли. А Эней и его люди уже мчались по Алиевой дороге в сторону Рима, мимо разграбляемых вилл, навстречу судьбе.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Леонид проснулся глубокой ночью от неясной тревоги, которая вдруг проникла в его душу. В шатре никого не было. Только снаружи у входа, как всегда, стоял часовой, охранявший своего командира. В воздухе было легкое движение, от которого полотно шатра двигалось, словно живое, и даже издавало вздохи. Легат смотрел на дрожащее пламя светильника и на игру теней, которую он создавал. В голову лезли мысли о беспросветном существовании под башмаком жены, о том, что он уже утомлен службой в армии, которая приносит совсем не тот доход, какой бы ему хотелось, и подобные прочие вещи не давали Аквиле спать. Словно в ответ на его мрачные мысли, тишину ночи прервал протяжный вой бездомной одичавшей собаки, вслед которой два раза тявкнула лисица, видимо, задравшая кролика или зайца. Аквила плюнул от досады и встал со своей жесткой походной постели. Выйдя из палатки, он вздохнул полной грудью чистого ночного воздуха и, опьяненный его свежестью, мечтательно взглянул сначала на звездное небо, затем на мирно спящий солдатский лагерь.
Здесь был не весь его легион, а только лишь часть. Но зато это были самые испытанные и надежные воины-ветераны не одного боевого похода. В Кампанский легион эти солдаты обычно попадали уже на закате службы, в ее последние четыре-пять лет, в знак особого рода награды. Служба здесь не была такой трудной и несносной. Учений было не особенно много, тяжелых работ, связанных со строительством укреплений, и вовсе почти не было. Наверное, самой главной задачей в последние десять лет было красиво промаршировать на Марсовом поле того или иного города Кампании или в Риме во время больших праздников. Таким образом, легион, которым командовал Петроний Леонид, представлял из себя больше декоративную, чем боевую армию, и являлся чем-то средним между всей римской армией и преторианской гвардией,[17] однако, в войнах он не участвовал и цезаря не охранял.
Словно был сам по себе. В связи с этим в сенате не раэ вставал вопрос об его роспуске. Леонид жил в вечном страхе получить отставку. Но случилось кое-что похуже — то, чего Аквила и вовсе не ожидал. Группа сенаторов вдруг решительно стала настаивать на том, чтобы отправить легион в Иудею, там, дескать, трудно стало сдерживать римские порядки. И, к ужасу Леонида и всех его офицеров и солдат, сенат вдруг поддержал эту идею и вынес соответствующее решение.
Вот почему так нерадостно было на душе у легата. С тоской он поглядывал в сторону Канун, которая лежала в десяти милях от лагеря, с её чудесными теремами и весёлыми пирушками. Их вскоре отправят в Азию, подавлять восстание в Иудее.
Раздумья полководца прервал совсем молоденький центурион.
«Видно, большие и влиятельные родственники похлопотали за парня, что он служит у меня», — подумал Леонид без неприязни, который сегодня дежурил у входа в лагерь. Как и положено, он отдал Аквиле честь и попросил разрешения обратиться. Получив его, парень доложил, что к легату просится какой-то неизвестный, который утверждает, что он его раб и принес для своего хозяина чрезвычайно важную весть.
Аквила встрепенулся и велел немедленно привести незнакомца в шатер. Затем он вошел внутрь и зажег еще два светильника. Когда в командирской палатке оказался человек, прибывший к легату, тот изменился в лице.
— Кимон, это ты?! — вскричал Леонид в изумлении.
Это был действительно Кимон, которого совсем недавно Леонид послал к своему брату.
— Да, господин, это я. — Кимон с почтением склонил голову.
— Что случилось? — сердце легата тревожно забилось.
— Твой брат, — Кимон чуть помедлил. — Он скончался в Байях шесть часов назад. Прими мои соболезнования, господин.
Леонид был поражен.
— О, милосердные боги! — проговорил он. — Значит, у меня нет больше брата.
— Да, господин, это так. И он почти всё завещал своему сыну от второй жены Валерию Титу Вецию.
Аквила был бледен, как мел. Губы его дрожали. Задергалось правое веко.
— Значит, Тит стал всадником, — прошептал легат. — Как я за него рад. Он теперь один из богатейших людей Италии. И стал ближе к цезарю. О, боги, а Нерон, хоть еще и ребенок, но уже не терпит соперников. Что делать? Кимон, ты еще здесь? Иди, жди меня снаружи, мне надо подумать.
Кимон вышел из палатки. Леонид еще не успел вздохнуть и перевести дух, как снова вбежал центурион.
— Господин легат, — доложил он, — тут пришел еще какой-то тип. Говорит, что из Капуи. Срочно просит его принять. С ним еще ребёнок.
— Что за дьявольщина? — Леонид недоумевал. — Он назвал свое имя?
— Да. Он говорит, что его зовут Рупий.
— Рупий?! — закричал легат. — Это управляющий на вилле моей жены. Немедленно его ко мне. Немедленно! Что за чушь? Какой такой ребенок? Ничего не понимаю.
Рупий влетел в палатку быстро, как ловкий барсук прячется от охотников в своей норе. На руках у него был до полуобморока испуганный сынишка.
— Господин, о, господин! — Рупий зарыдал и упал перед Леонидом на колени, ребенка он все же не выпускал из рук. — Я принес тебе ужасную весть. Я целый час гнал своего осла, чтобы прибыть поскорее.
И он поведал легату и нескольким офицерам, которые тоже пришли в палатку послушать новости из Капуи, то, что произошло на вилле Деции Фабии Катулы.
— Мы с Венузием спаслись чудом, а вот мою жену мерзкие рабы закололи копьями.
Теперь мой сын стал сиротой, — этими словами закончил Рупий свой рассказ и залился слезами.
Если бы прямо в центр палатки вдруг попала молния и пробила бы землю насквозь, то и тогда бы присутствующие не были поражены так, как сейчас.
Первым опомнился Леонид.
— Объявляйте тревогу! — приказал он, и, подойдя к Рупию, стал его успокаивать. — Перестань плакать. Какой пример ты подаешь сыну, вот он как смотрит на тебя.
Малыш и впрямь удивленно смотрел на отца.
— В конце концов, — пробормотал Леонид. — Мою жену тоже постигла печальная участь. Но я же сдерживаю себя. А мне горько не менее твоего.
Рупий всхлипнул.
— Не горюй, ты еще найдешь себе женщину, — легат уже начал злиться, потом спохватился. — А твоему сыну, я думаю, вот эта игрушка прекрасно заменит матушку.
С этими словами Леонид снял с пальца крупное золотое кольцо с солидным рубином и протянул его Рупию. Тот сразу перестал плакать и осторожно взял из рук Аквилы кольцо. Легат своими железными пальцами схватил управляющего и прошептал:
— Когда все кончится, ты получишь тридцать тысяч сестерциев. А теперь ступай.
17
Преторианская гвардия была создана римским императором Августом для личной охраны. Выполняла функции политической полиции.