Доктору Алеку порою было нелегко смирять порывы юной благотворительницы, которая вознамерилась с ходу заняться учреждением больниц, строительством домов, усыновлением детей и заключением в свои объятия целого мира.
– Погоди, душа моя, осмотрись, пойми, что к чему. Мир, в котором ты жила, гораздо меньше и честнее того, в который ты входишь. Испытай себя, разберись, подходят ли тебе проверенные временем методы: я надеюсь, ты достаточно взрослая, чтобы принимать собственные решения, и достаточно умненькая, чтобы понять, как именно лучше творить добрые дела, – сказал дядя, пытаясь смириться с мыслью, что птичка скоро вырвется из-под его крыла и начнет совершать первые свои самостоятельные полеты.
– Знаешь, дядя, я ужасно боюсь, что ты расстроишься, – начала Роза с непривычной для нее нерешительностью, хотя в глазах ее светилось явно продуманное желание. – Ты любишь, чтобы я говорила честно, я привыкла делиться с тобой всеми своими дурацкими соображениями, так что выскажусь прямо, и если мысль моя покажется тебе совсем глупой и неправильной, ты так и скажи – я не хочу, чтобы ты отверг меня полностью, пусть я уже и большая. Ты предлагаешь мне подождать, испытать себя, использовать проверенные временем методы. Именно так я и хотела бы поступить, и мне кажется, лучший способ – пожить жизнью, какой живут другие девушки. Ну, совсем недолго, – добавила Роза, заметив, как посуровело дядюшкино лицо.
Он действительно расстроился, однако не мог не признать, что это совершенно естественное желание, а чуть поразмыслив, понял, что у этой затеи есть и свои положительные стороны. Тем не менее перспектива эта внушала ему некоторые опасения, ибо изначально он намеревался тщательно отбирать племяннице круг общения и как можно дольше ограждать ее от тлетворного влияния света – так поступают многие ответственные родители и опекуны. Однако дух Евы жив во всех ее дочерях, запретный плод им кажется румянее всех яблок из их собственных садов, и даже самым мудрым не удержаться от искушения откусить от него хоть малую толику. Вот и Роза, взиравшая из защищенных чертогов своего девичества на царство женщин, в которое ей вот-вот предстояло вступить, вдруг ощутила желание приобщиться к его радостям, прежде чем она возьмет на себя все связанные с ним обязанности, – и в силу природной искренности она не стала этого скрывать.
– Что ж, душа моя, хочется попробовать – пробуй, но только не в ущерб здоровью; а кроме того, проявляй умеренность в увеселениях и смотри, чтобы не потерять больше, чем обретешь, – если получится. – Последние слова доктор Алек произнес совсем тихо, стараясь сохранять бодрость тона и гнать тревогу с лица.
– Я знаю, что это глупо, но мне хочется немножко побыть обыкновенной бабочкой, понять, каково это. Ты сам знаешь, что я за границей волей-неволей навидалась светской жизни, пусть и со стороны, а тут, дома, я постоянно слышу от других девушек о всевозможных удовольствиях, которым они намерены предаваться этой зимой; словом, если это не вызовет у тебя слишком сильного презрения, я бы хотела попробовать.
– И какой срок ты себе определишь?
– Ты как считаешь: три месяца – это слишком долго? Новый год – самое подходящее время что-то изменить в жизни. Все будут приветствовать меня в новом кругу, придется мне, хочешь не хочешь, быть приветливой и веселой, чтобы не прослыть мрачной и неблагодарной, – произнесла Роза, довольная, что нашла столь весомый повод для своего нового эксперимента.
– Но тебе может так понравиться, что три месяца превратятся в долгие годы. В юности удовольствия особенно сладки.
– Боишься, что они меня опьянят?
– Это мы поглядим, душа моя.
– Поглядим! – И Роза удалилась прочь с таким видом, будто дала некую клятву и теперь намерена ее сдержать.
Весть о том, что мисс Кэмпбелл намерена наконец появиться в свете, была встречена с превеликим облегчением, и приглашения на прием, который собиралась устроить бабушка Изобилия, принимали с большой готовностью. Тетя Клара была сильно разочарована тем, что замысленный ею грандиозный бал не состоится, но тут Роза проявила твердость, предоставив славной старушке делать все по-своему.
В результате прием превратился в симпатичнейшую встречу друзей, которые собрались поприветствовать вернувшихся домой путешественников. Встреча прошла в славном старомодном гостеприимном духе – просто, сердечно и искренне, так, что даже те, кто явился с целью разбранить, остались и получили удовольствие, и очень многие оценили тихое очарование, которое не описать словами.