Глава 8
Диана
Дождь монотонно барабанил по крыше палатки судмедэкспертов. Побережье залива пряталось в клубах густого, светло-серого тумана.
Маркус Буковски стряхнул тяжелые капли с дождевика и склонился над телом утопленницы. Длинные чёрные волосы, спутанные водорослями, бледная, как мел кожа, лицо, изъеденное ракообразными. Руки и ноги связаны эластичной верёвкой. Он натянул предложенные напарником Левским перчатки и раскрыл чёрный пластиковый мешок, в который убийца спрятал девушку.
От представшей перед ними картины к горлу подступила тошнота...
Я застегиваю на груди куртку, поеживаясь от утренней прохлады и откладываю ноутбук в сторону. Почему я пишу? Если когда-нибудь писательнице Диане Шестак репортеры зададут такой вопрос, я отвечу: потому что, я не могу сказать вслух...
А мне есть что провозгласить этому миру. Да, и я не могу молчать! Да простит меня следователь Буковски — герой моего полицейского детектива, но на одном романе я не остановлюсь. Я оборудовала лоджию в оазис личного рая на земле. В моем распоряжении кресло-качалка из синтетического ротанга, шерстяной плед, стеклянный столик на изогнутых ножках и чашка дымящегося кофе... Ветер подхватывает сигаретный дым и вплетает его в струящийся пар из кофейной чашки. Я курю... А курю я только в одном случае: все плохо.
Глубоко затягиваюсь ментоловой сигаретой и тянусь к лежащему на столике телефону. Ещё разок посмотрю на него... Всего лишь раз. Захожу в воцап и, украдкой, как трусливый заяц, смотрю на фото Макса. Я должна ненавидеть его — парня, пополнившего ряды пренебрёгших мной мужчин, но я не чувствую ненависти... Меня гложет какой-то странный, удушливый стыд. Словно кто-то увидел неприглядную, тёмную сторону моей личности и указал на неё... Сунул носом в дерьмо, как нашкодившего котёнка.
Тушу окурок в хрустальной пепельнице и, отхлебнув горький кофе, наслаждаюсь рассветом. Скоро приедет Саманта и отвлечёт меня. На время украдёт из рабства навязчивых мыслей и грусти. Золотисто-розовые лучики занимающегося солнца играют на поверхности стеклянного столика, облака растворяются в небесной синеве уходящего лета. Рассвет заползает во все темные уголки, прогоняя прошлое и открывая двери новому дню. Сегодня будет жаркий день. И все будет хорошо...
Я забираю чашку и бреду в кухню, вздрагивая от пронзившего утреннюю тишину квартиры дверного звонка. Саманта.
— Привет, Шестак! Ты почему на звонки не отвечала?
Сэм всучивает мне пластиковый контейнер с горячими булочками и по-хозяйски надевает домашние тапочки.
— А ты разве звонила? — удивлённо вскидываю бровь. В мозгу красными всполохами мелькают воспоминания об ужасной ночи: Макс ушёл, я долго стояла под душем и плакала, плакала... А потом вырубилась прямо на диване, где мы занимались сексом.
— Ди, что с тобой? Ты бледная, как...
— Мел? — осторожно спрашиваю я.
— Нет. — Сэм недовольно качает головой. — Что-то прозрачное, голубоватое... Эти твои заплаканные глаза, темные тени на веках. Эврика! Личинка. Вот до чего ты довела себя.
— Ли-чин-ка. — Завороженно повторяю я. — Умница, Сэм! — прижимаю подругу к груди, как родную, и пулей бегу к ноутбуку. — Какой, нафиг мел или мука. Это банальщина. Личинка! Моя утопленница бледная, как личинка! Прозрачная, голубоватая... Наверное, тебе нужно писать книги, а не мне, Саманта. Твои сравнения всегда в точку.
— Ты определенно слетела с катушек, Шестак! — строго произносит Сэм, наблюдая за тем, как я вношу правки в описание утопленницы. Редакторы точно будут в восторге! — Если мне не изменяет память, ты вчера ходила на свидание.
— Не напоминай. — Морщусь я, сохраняя отредактированный текст и закрывая крышку ноутбука. — Сейчас позавтракаем и поедем к Виоле. То есть к маме...
Саманта включает электрический чайник, распахивает задернутые шторы и выходит через открытую дверь на лоджию. Вот же черт! Сигареты. Я оставила улику на месте преступления...
— Ди... — визгливо протягивает она. — Ничего не хочешь мне рассказать? — влетает в комнату Сэм.
— Нечего рассказывать. Встретились и разбежались как в море корабли. Папа прав: мне нужен надежный мужчина, который знает, что ему нужно... А не эти...
— Ещё один избалованный мажор? Расскажи мне, Ди, что случилось? — ее тонкие пальчики бережно поглаживают мою кисть, пробуждая задвинутые подальше эмоции.
— Ничего...
— Поэтому ты проплакала полночи, отключила телефон и уснула на диване? — Сэм бросает взгляд на валяющийся возле дивана плед.