Барон обратился к привратнику, поведав ему ту же «легенду», что и лакею. Сомнений у привратника не возникло, и экипаж въехал во двор. Барон, отворив дверцу, расплылся в улыбке:
– Прошу вас, господин Синклер!
Из пролётки вышел сухопарый человек, облачённый во всё чёрное. Покрутив головой, несколько напоминающей журавлиную (ибо была подхвачена чрезмерно высоким и жёстким воротником), он изрёк по-английски: «Very good!», а затем добавил на ужасном русском:
– Ошен хорош… Кремл…
– Да-да, господин Синклер, только вот он – Кремль! – барон развернул англичанина в нужном направлении.
Господин Синклер, увидев настоящий Кремль, не удержался от восторга:
– Wonderful!!!
– И это ещё не всё! – услужливо радел барон. – Прошу вас в дом! Не обращайте внимания, что гостей слишком много… Ничего не поделаешь: светские увеселения – неотъемлемая часть столичной жизни.
Синклер со знанием дела кивнул и последовал за бароном.
Степенно шествуя по первому этажу, англичанин беспрестанно вращал головой и повторял лишь одно: «Wonderful».
Гости, разгорячённые танцами и обилием напитков, покидали в это время зал, разбредаясь по дому: мужчины направлялись в курительную, а дамы – в зимний сад, где их обещали угостить изумительным десертом.
Господин Синклер, нисколько не смущаясь, кланялся всем встречным дамам подряд, дамы отвечали ему томно-усталыми улыбками. На появление в доме очередного незнакомца практически никто не обратил внимания.
На одном из пролётов лестницы фон Нагель и Синклер неожиданно столкнулись с изрядно опьяневшим от вина и женских прелестей хозяином дома. Госпожа Кшесинская, державшая его под руку, тотчас защебетала:
– Ах, простите, Павел Христофорович! Мой папенька неисправим! Вот, опять прислал своего доверенного! Право, даже не знаю, что могло случиться…
Эйлер понимающе кивнул, и прелестница продолжила:
– Вы позволите покинуть вас ненадолго и переговорить с ним?
– Разумеется, сударыня! – Эйлер запечатлел долгий поцелуй на руке Елизаветы чуть выше локтя – там, где заканчивалась ажурная перчатка.
– Я скоро вернусь к вам, – пообещала красавица. – Кстати, а не отыщется ли в доме места, где мы могли бы уединиться? – кокетливо взмахнула она ресницами.
Эйлера пробила подзабытая дрожь нетерпеливого желания.
– Я буду ждать вас на втором этаже, в спальне, – шепнул полковник на ухо чаровнице, но тут же спохватился: – Но как же ваш жених, барон фон Нагель?
Кшесинская улыбнулась.
– Не беспокойтесь. Под каким-нибудь предлогом отправлю его в гостиницу, где мы остановились…
Полковник, ещё раз страстно взглянув на собеседницу (сейчас ему было уже всё равно, сколько у неё женихов; он страстно желал эту женщину!), устремился на второй этаж.
Елизавета облегчённо вздохнула.
– Простите, господин Синклер, что заставила вас ждать!
Синклер кивнул и по-журавлиному каркнул:
– Wonderful!
Фон Нагель поморщился: ему показалось, что отныне он будет ненавидеть английский язык до конца жизни.
Павел Христофорович влетел в спальню и, ощущая себя парящим на крыльях любви, приказал принести шампанского. Затем снял сюртук, развязал галстук и ещё раз посмотрел на подарок графа Бенкендорфа. Бриллианты заманчиво переливались…
– Не ожидал, что меня столь высоко ценят в Санкт-Петербурге… Удивительно. Но одновременно как приятно! Заколка «а-ля Бенкендорф»! – Эйлер счастливо засмеялся, и тотчас его мысли вернулись к Елизавете Кшесинской. – Ох уж эти женщины! Бедный фон Нагель! Ну, да и чёрт с ним! Я преподнесу урок этому молодому хлыщу! Я покажу, на что способны настоящие русские мужчины!
Полковник порывисто расстегнул рубашку, наполнил бокал шампанским и, стараясь ещё более разжечь свой пыл, залпом его выпил. Эффект, увы, оказался обратным: Эйлер тотчас упал в кресло, перед глазами всё поплыло…
Спустя пару дней к дому Павла Христофоровича Эйлера подъехала карета, а вслед за ней – крытый экипаж. Из кареты вышел господин Синклер. Вымолвив традиционное: «Wonderful!», он отдал своему камердинеру распоряжение разгружать повозку и заносить вещи в дом.
Привратник же господина Эйлера, увидев человека, пытающегося без спросу открыть ворота, выказал крайнее изумление:
– Сударь! Позвольте! Что вы делаете?! Вы явно ошиблись домом!
– No, no, no! – воскликнул господин Синклер и извлёк из саквояжа бумагу, щедро сдобренную гербовыми печатями. – Это есть my house! Я есть хозяин!
Растерявшийся привратник рысью бросился в дом и доложил дворецкому, что некий иностранец претендует на особняк их хозяина. Дворецкий едва не поперхнулся чаем.