Все затихли.
— В чем дело?
— Вот в чем. Вчера половина первоклассников в школу не пришла. Из-за чего вы думаете? «Сибирь» «Россию» колотит. Вся «Россия» не пришла. А где вы, родители, были?
Начался шум.
— Ты чо нас учить вздумал?!
— У себя в кабинете такие мысли родил?
— В тепле-то борода хорошо растет.
Степан не смутился.
— Я к вам с добром… Подумайте сами: с первых дней малышам души калечим.
Подошел куривший у порога Афоня Соснин. Цыганские глаза его сузились.
— Директор-то прав, мужики. Это дело надо высекать под корень. Прошло старо времечко.
— Кто говорит, что он не прав. Мы ведь пошутили. Если я узрю, что фулиганить зачнет, настегаю. Ей-бо!
Павел Крутояров хмуро сказал:
— Давайте с этим делом наведем порядок. Сегодня же. Тут школа одна бессильна.
…Все утро Степан стоял около Агашкиного лога. Ребятишки бежали в школу, здравствовались со Степаном. Никаких драк не было: быстро разлетается и дурное, и хорошее слово по Рябиновке. Не надо никакого радио.
Прошла мимо Катя Сергеева, улыбнулась:
— Уж не меня ли встречаете?
И вспыхнула как маков цвет. И Степан подумал: «И впрямь невеста. Только чья?»
Рану шапкой не закроешь, а родимое пятнышко не отмоешь. Позор, как полог, закрыл Галку Кудинову, лег на отчий дом: на мать, на отца, на старшего брата и сестру. Егор почти каждый день стал приходить домой с поллитровкой «вдвоем», пил большими глотками из стакана, не морщась и не пьянея… Были тихие дни, когда Егор, вдоволь напившись, сидел черный и небритый у телевизора. Поскрипывал зубами. Были и такие, когда, весь встряхиваясь от обиды, он протягивал к Галке мощные, страшные от фронтовых ожогов руки:
— Галюшка, родная, скажи, кто опозорил? Живьем удавлю! Скажи!
Галка упорно молчала, и грудь у отца начинала ходить как кузнечный мех.
— Стерва! Потаскуха! Догулялась, подлая! Убью!
— Постеснялся бы, отец! — вставала навстречу ему Феша, и он тут же отступал, тыкался головой в подушку, рычал, словно раненый зверь.
Не в легкости жил Егор Кудинов, да и Феша досталась ему дорого. После финской, почти в одночасье, вернулись они в Рябиновку вместе с однокашником и дружком Грихой Скоробогатовым. Пили трофейную канистру спирту, и Григорий играл на баяне вальсы. От музыки, разливающейся по озеру, сосало под ложечкой и шла горесть:
Пахли солнышком рябинники. Ходила Феша с Григорием по селу, свежая, румяная, с чуть затаенной грустью на устах. Разрывалось сердце Егора от ревности, потому что любил он ее, как никто на свете никогда не любил. Снились ему Фешины губы и улыбка.
Рубили мужики свежие срубы, гнули плетни, смолили лодки и баты. Строилась Рябиновка, богатела.
Не удержался Егор, хотя и больно было за Григория, сказал Феше прямо в глаза:
— Не могу без тебя, лапушка.
Она растерялась:
— Бог с тобой, Егор! А Гришка-то как?
— Приходи завтра к согре.
Зашаталась, как пьяная, пошла от Егора, но завернулась:
— Приду.
И тяжелейший разговор с Григорием.
— Последнее счастье отымаешь, Егорко! — сказал он. — Поимей совесть, ведь войну вместе сломали.
— Я, Гриша, и жизни за тебя не пожалею. Да ведь не во мне дело. Пойдет за тебя Феша — зла держать не буду. Не судьба, значит. Ну а если за меня — так ты уж не мешай!
Умел Егор ценить в людях людское. Крепко любил Фешу всю жизнь. Непонятной и дикой казалась ему трагедия дочери. Попадись в то время обидчик под руку — неизвестно, чем бы все кончилось.
Когда отец начинал кричать и ругаться, Галка повторяла и повторяла про себя слова: «Не расстраивайся! Тебе нельзя!» — и старалась думать о чем-нибудь далеком: о синем небе и волнах, о чужих «птицах-бабицах», улетавших в полуденные страны, о раннем своем детстве.
Вот солнышко едва-едва выкатывается из-за отноги, заросшей камышом, заливает всю Рябиновку. И завалинки, и песок у берега, и пыль на дороге, и конотоп — все быстро нагревается, и весь день идет томление от жары. И еще ветер заносит в Рябиновку горячий степной запах. Наступают дремота и сонная одурь. Куры под амбарушку прячутся, гуси в коноплянике спят, а девчонки и парнишки около озера табунятся. Редко-редко протарахтит где-то мотоцикл и кто-нибудь из пацанов скажет: «Папка в мастерскую прикатил с поля!»
Спит во дворе друг Галкиного детства старый-престарый Джек, черный, с подпалинами у бровей и вислыми ушами. Когда она была первоклассницей, Джек был щенком. А сейчас уже состарился. Сколько же лет прошло?