лова, покинул террасу. Молли вздрогнула, услышав, как хлопнула стеклянная дверь. *** - Шерлок, когда мы с тобой познакомились, я была очень одинока. Моя жизнь была просто чередой однообразных дней, похожих, как рождественские шары на корпоративной елке, и именно ты вернул мне ощущение настоящей радости и ощущение того, что я кому-то нужна. - Молли прошла вглубь гостиной на Бейкер-стрит, прислушиваясь к звукам, доносившимся откуда-то справа, - скорее всего, из кухни, и остановилась. - Но это не значит, что... Определенно, в кухне что-то стукнуло. Щелкнуло или упало. И к тому же запах... Живя с Шерлоком, Молли давно перестала реагировать на такие мелочи, как неприятные запахи в квартире, но этот был подозрительно знакомым. Она замерла на секунду и устремилась в кухню. Зрелище, открывшееся перед ней, было поистине душераздирающим. Молли была не сильна в поэтических метафорах, но эта картина, несомненно, тянула на нечто, не меньшее, чем «Ноги Шерлока как олицетворение вселенского ужаса». Что-нибудь в стиле раннего сюрреализма. Она тихо выругалась и бросилась к вышеупомянутым ногам, живописно раскинувшимся на полу и переходящим в длинное тело, теряющееся в недрах большой духовки. Запах, который она почувствовала, войдя, исходил от включенной на полную мощность газовой горелки. Сделав себе мысленную заметку посоветовать миссис Хадсон заменить старинные газовые плиты на электрические, девушка вцепилась в ремень на штанах своего несносного бывшего соседа и отчаянно потянула его на себя. - Шерлок, какого черта ты делаешь? - пропыхтела она, когда наружу показалось недоумевающее и совершенно спокойное лицо Холмса. Она стояла над ним, свирепо скрестив руки на груди. Равнодушие на лице Шерлока на мгновение превратилось в скепсис, а затем уступило место привычному самодовольству. - Экспериментирую, - нагло сказал он и погладил лацкан пиджака. Молли устало оперлась о край кухонной мойки. Шерлок поднялся и посмотрел на нее, надев на лицо фальшивую мину радушного хозяина. Еще прежде, чем он успел вымолвить хоть слово или сделать что-то еще, что могло бы образумить или остановить ее, Молли сделала шаг вперед и сказала: - Знаешь, чего я хочу? - Того же, что и я? - Шерлоку, казалось, не нужно было объяснять. - Прямо сейчас. Где угодно. ...Найти подходящее место в центре Лондона было нетрудно. Любой гараж или склад послужили бы отличной площадкой, но у Шерлока нашлась идея получше. Госпиталь святого Варфоломея. Выходя из такси перед входом в здание, Молли, довольно кивнув, положила в карман мобильный телефон. Несколько минут поиска в Интернете помогли ей удовлетворить свое любопытство и понять, почему Шерлок выбрал именно это место, - Сент-Бартс, старейшая больница в городе, барочная шкатулка, которая подошла бы для какого-нибудь сказочного великана, стоял на розе ветров. Она повернулась к Шерлоку. Извинение или своеобразная попытка укорить за недавний побег? Шерлок никак не отреагировал на ее немой вопрос и, выбравшись наружу из автомобиля, молча направился к возвышавшимся перед ними роскошным каменным дверям. Они поднимались на крышу медленно, по узкой запасной лестнице, ступени которой были слабо освещены бледнеющими уличными фонарями, готовыми уступить место сиянию нового дня. В тот миг, когда Молли ступила на крышу, над парапетом в нескольких десятках метров от нее показалось золотистое рассветное солнце. Оно было скрыто за затянувшими горизонт облаками, и свет, заливавший ровную бетонную площадку, окрашивал все предметы причудливой смесью прозрачно-серых тонов. Коротко оглянувшись на Шерлока, выбравшегося из прохода вслед за ней, Молли делает шаг вперед, затем, переступая с ноги на ногу, рассеянно, почти лениво снимает тонкие сандалии и неспешно идет дальше, мягко касаясь босыми подошвами прохладного бетона. Шерлок идет следом, стремительно, не оглядываясь по сторонам, - огибает ее фигуру, в свете занимающегося восхода кажущуюся одетой не столько в платье, сколько в воздушную ткань облаков, - и, за пару секунд пройдя расстояние до края, закрывает рассвет собой. Теперь они на равных. Молли улыбается и замирает, она останавливается у стены, за которой расположена последняя площадка пожарного выхода, откуда они пришли, и медленно, потягиваясь, как кошка, опирается на нее, раскинув руки в стороны. На лице Шерлока мелькает нечто похожее на удивление, но уже в следующую минуту он овладевает собой и, улыбнувшись уголком рта, тянется за первым клинком. Здесь нет ни сцены, ни зрителей, ни театра, ни музыки. Ни рассчитанных движений, ни вопросов, ни попыток поддразнить, ни тренировки. Только одиннадцать ножей, ласкающих утро в первозданной прохладе, и ее губы, вздрагивающие, когда она трогает рукой последний, воткнувшийся в стену у самой ее щеки. Спустя целую вечность Шерлок подходит и обнаруживает, что на нем нет пальто, а руки дрожат впервые с тех пор, как он очнулся в больнице с забинтованной ладонью, запретом метать ножи и жаркой стеклянной пылью в глазах. Коснувшись пальцами острых лезвий, грубо очертивших тонкую фигурку, Шерлок проваливается в образованный ими проем и, прочти прижавшись губами к ее уху, шепчет: - Наш самолет вылетает в 8.30. Нам надо поторопиться. Молли смеется.