Разумно. А еще это явная ложь.
– Хорошо провела день?
– Да. Мы играли, ели торт и смотрели телевизор. Тетя Лорен проверила у меня правописание, но она его плохо знает, поэтому у нее получилось не очень.
– Не говори плохо о тете Лорен.
Розалина практически слышала негодование на лице Амели.
– Я не говорю плохо. Я говорю правду. Мы всегда должны говорить правду.
– Но не плохую. Теперь ты знаешь, что уже пора спать, поэтому пожелай тете Лорен спокойной ночи и ложись в постельку прямо сейчас.
– Не хочу спать.
– Ну, тогда ложись и закрой глазки, и скоро уснешь.
Ерунда. Розалина прекрасно знала, что, если ты не устала, лежать и пытаться устать не получится. Но детям нужен режим, и поэтому приходится говорить то, что нужно.
– Вряд ли у меня получится. Я пробую каждую ночь, и на это уходит целая вечность. А иногда вообще не помню, как засыпаю, но, скорее всего, сплю, потому что не помню, как просыпаюсь.
– Уже пора спать, Амели. Иди в кроватку.
Прошло десять секунд, в течение которых было очень вероятно, что Амели начнет возражать.
– Хорошо, – сказала она вместо этого. – Я люблю тебя до луны и обратно.
– И я тебя люблю до луны и обратно. Передай трубку тете Лорен.
Снова шушуканье, и трубка оказалась у Лорен.
– Если я узнаю, что она на самом деле не легла спать… – сказала Розалина своим лучшим родительским голосом.
– Ляжет, я не совсем безнадежна.
Розалина вытянула ноги, чувствуя под собой прохладную траву.
– А я и не говорила, что ты безнадежна. Но тебе никогда не попадались правила, которые ты не хотела бы нарушить.
– Я просто учу твою дочку здравому неуважению к авторитетам.
– Ты хоть понимаешь, что сама авторитет, пока не придет моя мама?
– Вот черт. Об этом я не подумала. – Не задерживаясь на неприятной мысли, Лорен быстро сменила тему. – Ну и как оно? Ощущаешь себя частью шоу-бизнеса?
– Не совсем. Приходится стоять и отвечать на один и тот же вопрос по двадцать раз. Мне удалось приготовить посредственный Данди-кейк и вляпаться в проблему с одним из участников.
Лорен, конечно, сразу же за это ухватилась.
– Да тут, похоже, целая история.
– И не особо хорошая.
– Я тебя умоляю. Я весь вечер смотрела детское телевидение, и хотя некоторые шоу восхитительно сюрреалистичные, я очень изголодалась по человеческим драмам. Расскажи, в какую проблему ты вляпалась и как сильно испачкаешься, если попытаешься выбраться.
– Ладно. – Розалина вздохнула. – Помнишь, вчера вечером я рассказывала тебе, что мне пришлось ночевать в фермерском доме? Так вот, вместе со мною застрял кое-кто из шоу, мы разговорились, и он оказался сексуальным, интересным архитектором, путешественником и все в таком духе.
– Это не похоже на то, что ты вляпалась в проблему, Розалина. Смахивает на обычный разговор.
– Я как раз подхожу к вляпыванию. Она неминуема, и после нескольких раз слово «вляпаться» уже кажется странным. Короче, смысл в том, что я вляпалась…
– У вляпываний не бывает смысла, милая, – протяжно сказала Лорен. – Это дано в определении.
– Ой, иди учиться правописанию. Суть в том, что когда дошло до того, что он вежливо спросил меня, чем я занимаюсь, я запаниковала. И вместо того, чтобы ответить: «Я мать-одиночка, которая работает в магазине», я ответила: «Я студентка-медик, которая провела несколько лет в Малави». И теперь мне всю жизнь придется притворяться, что я была в Малави.
По крайней мере у Лорен хватило порядочности не рассмеяться, но она была близка к этому.
– Три из десяти, Роз. Рейтинг завышен, никакой развязки.
– Ненавижу тебя. Знаешь об этом?
– До луны и обратно?
– До сукиного солнца и обратно. И не надо высмеивать наши с Амели отношения. Это наше дело, это мило, и она, скорее всего, перестанет так говорить через пару лет, а я останусь одинокой старухой, до которой никому нет дела, и буду тосковать по тем дням, когда у меня был ребенок, который меня любил.
– Ой, перестань, – хмыкнула Лорен, – через пару лет тебе едва будет тридцать. Ты будешь достаточно молода, чтобы играть тинейджера на американском телевидении.
– Да? Сдается мне, что такая карьера не вариант.
Лорен на секунду замолчала.
– Поверить не могу, что ты сказала незнакомому мужчине, что жила в Малави. Почему именно там?
– Не знаю. Кажется, папа Амели там был.
Снова молчание. Опыт подсказывал, это означало, что Лорен к чему-то готовится.
– В чем дело, Лоз? – спросила она, смирившись с тем, что над ней будут насмехаться.
– М-м? О, просто пытаюсь понять, делает ли тебя расисткой то, что твое культуроприсваиваемое путешествие ради самопознания случилось лишь у тебя в голове.