Кроме того, он заметил, что у нее растут груди. Это означает, что ее связь с луной прерывается ежемесячно. Нельзя с нее глаз спускать, иначе она опозорит семью. Она должна оставаться девственницей до тех пор, пока Генри не сможет ее объездить!
Он намеревался положить сына в постель к племяннице, когда ему исполнится двенадцать. Розамунде к тому времени будет двадцать. Ничего, он раздобудет пояс целомудрия и наденет на племянницу, чтобы не беспокоиться о ее добродетели. Именно его внук унаследует Фрайарсгейт, иного он не допустит.
Он хмуро уставился на слугу, стоявшего рядом, и тот поспешил налить ему вина. Генри Болтон выпил, рыгнул и, поднявшись, взглянул на тело Хью Кэбота.
Жители Фрайарсгейта один за другим длинной цепочкой проходили мимо гроба. Лица у всех были грустными, многие, не скрываясь, плакали. О чем они рыдают? Хью Кэбот был чужаком и женился на Розамунде, чтобы сберечь Фрайарсгейт для Генри. Вероятно, он распустил здешних обитателей. Они скорбят по нему, потому что боятся нового строгого хозяина, только и всего.
К удивлению Генри Болтона, оказалось, что погребальную службу справляет его единокровный брат Ричард.
– Почему это вдруг послали за тобой? – грубо спросил он. – Где отец Бернард?
– И тебе добрый день. Генри, – усмехнулся Ричард Болтон. – Бедный старый Бернард умер три года назад, и с тех пор здесь нет постоянного священника. Эдмунд позвал меня похоронить Хью.
Священник проницательно оглядел младшего брата:
– А ты все толстеешь? Слишком много вина и еды вредно для человека.
Сам Ричард был высоким, стройным, с худощавым, благородным лицом аскета. Черная сутана, подпоясанная белым поясом, смотрелась на нем так же элегантно, как придворное платье.
– Давай лучше похороним Кэбота без лишнего шума и суеты, – огрызнулся Генри. – Я должен уехать завтра и забираю с собой Розамунду.
– Ты не можешь уехать, пока я не зачитаю завещание Хью, – спокойно возразил Ричард и, кивком показав на племянника, осведомился:
– Это твой сын?
Генри Болтон-младший увлеченно сосал палец. Отец ударил его по руке и подтолкнул вперед:
– Это брат Ричард, новый священник.
– Видели, какое владение? Это мое! – объявил мальчишка вместо приветствия. – Старик помер, и теперь все достанется мне, только жена, которую выбрал отец, очень противная. Дерзкая такая и все время злится на меня. Вы должны сказать, что она непременно отправится в ад, если не будет уважать мужа. Мой отец говорит, что я должен стать ее господином и повелителем.
Ричард Болтон проглотил неуместный смех, едва не сорвавшийся с губ. Серо-голубые глаза лукаво блеснули при виде досадливо хмурившегося брата.
– В самом деле? – обронил он как мог серьезнее. Генри наградил наследника подзатыльником, и парнишка взвыл от неожиданности. Слезы полились по грязным щекам.
– У тебя есть завещание? – допытывался Генри. – И что там говорится? Правда, какое это имеет значение, если Розамунда принадлежит мне и я могу делать с ней все, что пожелаю.
– Завещание будет оглашено после поминального пира, как полагается по обычаю, – ответил святой отец.
– О, если так уж угодно, можешь делать из этого великую тайну, но это ничего не изменит, – раздраженно отмахнулся Генри и, повернувшись к сыну, рявкнул:
– Да прекрати ты свое нытье!
Хью Кэбота похоронили на склоне холма с видом на долину. Розамунда поцеловала холодные губы, прежде чем в крышку гроба заколотили первый гвоздь, и долго плакала по прекрасному человеку, все эти годы заменявшему ей отца. После того как могилу зарыли, она постояла еще немного, глядя, как солнце опускается за зеленые холмы, а потом вернулась в дом, чтобы проследить за приготовлениями к поминальному пиру. Трое ее дядьев уже сидели за столом. Какой контраст между благородными лицами Эдмунда и Ричарда и жирной недовольной физиономией Генри. Маленькие глазки беспрестанно шарили по залу, словно их владелец мысленно составлял опись находившихся здесь вещей.
Розамунда села между ним и кузеном.
Ужин получился сытным и обильным и наверняка понравился бы Хью. Сначала подали лососину. Розовая плоть была усыпана шариками редкого зеленого перца. За рыбой последовали жареная оленина и пирог с оленьим мясом. А слуги все вносили новые блюда: кролика, гуся и утку под различными соусами, тушеный салат и крошечные вареные луковки, свежие хлеб, масло и сыр. На десерт кухарка приготовила последние зимние яблоки, печенные с корицей и политые густыми сливками. Вина и эля было в достатке, и на все столы подавалась одинаковая еда, к великому удовольствию тех, кто сидел «ниже соли» и не ожидал ничего большего, кроме густой похлебки и кроличьего рагу.
Когда посуду унесли, Генри Болтон нетерпеливо заметил:
– Итак, святой отец, что там насчет завещания? Не то чтобы оно что-то значило, но формальности должны быть соблюдены, ради буквы закона. – Он нагло развалился в кресле. – Помни, я желаю уехать рано утром.
– Так оно и будет, братец Генри, – кивнул Ричард. – Хью Кэбот написал завещание собственноручно и дал мне копию.
Он высоко поднял свиток, давая рассмотреть его всем присутствующим в зале, сломал печать и медленно развернул.
– «Я, Хью Кэбот, – начал он, – объявляю свою последнюю волю. На этой земле у меня лишь одно владение – моя возлюбленная жена Розамунда Болтон. Поэтому я отдаю ее под присмотр и защиту своего друга и суверена Генриха Тюдора, короля Англии. Это мое последнее желание, и пусть Господь сжалится над моей душой. Аминь». Подписано в первый день марта в год тысяча пятьсот второй от Рождества Спасителя нашего.
В зале воцарилась мертвая тишина. Первым опомнился Генри Болтон.
– И какого черта все это значит? – взорвался он. – Я опекун Розамунды, как ближайший родственник по мужской линии.
– Нет, братец Генри, ты не ее опекун, – покачал головой Ричард. – И больше никогда им не будешь. Хью Кэбот, как законный муж Розамунды и ее повелитель в то время, когда писалось завещание, отдал свою вдову под покровительство самого короля. И ты ничего не сможешь с этим поделать. Вторая копия завещания была послана королю, и тот соизволил ответить, что посылает своего человека взять Розамунду под защиту. Ты больше над ней не властен.
– Это заговор против меня! – завопил Генри. – Вы не имеете права! Я сам поеду к королю и пожалуюсь! Хью Кэбот был мужем Розамунды только благодаря мне! Я выбрал его, чтобы он берег Фрайарсгейт.
– Берег? Для кого именно? – неожиданно вмешалась Розамунда. – Всю свою жизнь ты мечтал об этом поместье, дядя, но оно принадлежит мне. Я не умерла вместе с родителями и братом и, благодарение Богу, выросла здоровой и сильной. Фрайарсгейт мой, а не твой, и на то воля Божья. Я рада, что Хью сделал это ради меня. При мысли о том, что я снова попаду под твою нежную руку, меня дрожь брала.
– Поосторожнее, девчонка, помни, с кем говоришь, – предупредил Генри. – Когда я объясню королю, как все было, он снова отдаст тебя мне, и тогда, Розамунда, ты усвоишь все, чему не научил тебя покойный муж. Ты научишься повиновению. Скромности. Добродетели молчания в присутствии старших. – Его лицо снова налилось кровью и выглядело почти устрашающе. Светло-голубые глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. – Это завещание незаконно! Я не допущу!
– У тебя нет выбора, – тихо пояснил Ричард.
– Но почему король оказывает такую милость Хью Кэботу? Младший сын в семье, без денег и титула, солдат, бродяга и, наконец, благодаря моей покойной жене Агнес, упокой Господи ее душу… – Генри благочестиво перекрестился, – немногим больше чем слуга в доме ее брата. Король не может удостаивать своей дружбой такого человека!
– Ах, добрые господа, но так оно и есть, – раздался голос с дальнего конца зала. На ступеньках стоял высокий незнакомец в дорожном плаще, шляпе и перчатках. – Я сэр Оуэн Мередит, – представился он, снимая перчатки и направляясь к высокому столу, – и был послан сюда его величеством королем, чтобы рассмотреть дело Розамунды Болтон и решить вопрос о наследстве.