«Диана» выполнила двадцать четыре рейса по Гёта-каналу.
Это означает, что почти столько же раз там проводили генеральную уборку, что постельное белье, полотенца и другие вещи, которые были в каюте, многократно прошли через прачечную и безнадежно перемешались с вещами из других кают. Это также означало, что в каюте после Розанны Макгроу проживали примерно тридцать-сорок человек. Все они, естественно, оставили там следы.
– Скоро прибудут показания свидетелей, – добавил
Колльберг.
– Да.
Восемьдесят пять человек, из которых один, возможно, преступник, а остальные вероятные свидетели, и каждый из них маленький кирпичик в огромной головоломке. Восемьдесят пять человек с четырех сторон света. Один только поиск всех этих людей – сизифов труд. Он даже не решался подумать о том, как сделать так, чтобы все были допрошены и при этом не дать завалить се6я следственным материалом.
– И Розанна Макгроу, – вслух подумал Ольберг.
– Да, – ответил Мартин Бек и добавил через минуту: –
Насколько я понимаю, у нас есть единственная надежда.
– Тот парень в Америке?
– Да.
– Как его зовут?
– Кафка.
– Странное имя. Он на что-нибудь способен?
Мартин Бек вспомнил гротескный телефонный разговор несколько дней назад и впервые за этот пасмурный день улыбнулся.
– Трудно сказать, – ответил он.
На полпути между Вадстеной и Муталой Мартин Бек сказал, как бы размышляя вслух:
– Багаж. Одежда. Туалетные принадлежности, зубная щетка. Сувениры, которые она купила. Деньги. Дорожные чеки.
Ольберг сжал руль и не сводил яростного взгляда с огромного трейлера, за которым они ехали уже четырнадцать километров.
– Я прочешу канал, – сказал он. – В первую очередь, между Буренсхультом и пристанью. Потом с другой стороны. Шлюзовые камеры мы уже осмотрели, но…
– Озеро Веттерн?
– Вот именно. А там шансов у нас нет. Если, конечно, эта чертова землечерпалка не похоронила все на дне озера
Бурен. Мне иногда снится эта кошмарная машина, проснусь ночью, сажусь на постели и начинаю ругаться.
Жена уже думает, что я рехнулся. Бедняжка, – сказал он и затормозил у полицейского участка.
Мартин Бек посмотрел на него со смешанным чувством зависти, недоверия и уважения, которое исчезло так же быстро, как и появилось.
Десятью минутами позже Ольберг сидел за своим письменным столом и разговаривал по телефону с Гётеборгом. Посреди разговора в кабинет вошел Ларссон, пожал им руки и с любопытством поднял брови. Ольберг положил трубку.
– Несколько пятен крови на матраце и ковре. Всего четырнадцать. Они как раз делают анализ.
Не будь там этих нескольких капель крови, им пришлось бы считать свою версию о каюте А7 опровергнутой.
Комиссар не заметил их облегчения. Длина волны, на которой они обменивались мыслями, была для него чужой.
Он снова приподнял брови и сказал:
– И это все?
– Есть еще какие-то старые отпечатки пальцев, – ответил Ольберг. – Больше ничего. Там слишком хорошо убирают.
– К нам едет окружной начальник, – сказал Ларссон.
– Добро пожаловать, – хмуро произнес Ольберг.
– Ну да, только этого нам здесь не хватало, – с угрожающим видом сказал Ларссон.
Мартин Бек уехал в 17.20 через Мьёльбю. Поездка заняла у него четыре с половиной часа, и все это время он работал над письмом в Америку. Когда он приехал в
Стокгольм, текст уже был готов. Собственно, текстом он был не очень доволен, но подумал, что все равно лучше не придумает. Для экономии времени он взял такси и подъехал к ближайшему полицейскому участку. Попросил предоставить ему свободный кабинет для допросов и там начисто напечатал письмо на пишущей машинке. Перечитывая письмо, он слышал, как где-то рядом ругаются пьяные, а какой-то полицейский говорит им:
– Спокойно, ребята, только спокойно.
Впервые за долгие годы он вспомнил времена, когда служил патрульным и ощутил, какое отвращение у него вызывала регулярная субботняя криминальная хроника.
В четверть одиннадцатого он стоял у главпочтамта на
Вазагатан. Крышка ящика для писем металлически звякнула.
Бредя под мелким дождем, он прошел мимо гостиницы
«Континенталь» и нового огромного универмага. Спускаясь эскалатором на станцию метро, он снова подумал о
Кафке – он подумал о том, сможет ли человек, которого он совсем не знает, действительно понять, что же, собственно, ему нужно.
Мартин Бек устал и заснул уже после второй остановки в полной уверенности, что свою не проспит, потому что выходить ему нужно было на конечной.