Историки уже отмечали воздействие странной богемской авантюры, и особенно ее трагического финала, на внутреннее развитие Англии. Они пришли к выводу, что Яков I, осуществляя свою внешнюю политику как король «милостью Божьей», не согласовывал ее с парламентом (единодушно выступавшим за помощь королю Богемии) и тем самым положил начало цепи событий, разрушивших в конечном итоге монархию Стюартов. Недовольство вызывала не только внутренняя политика короля, проводившаяся без оглядки на парламент, — стремление и во внешней политике действовать наперекор парламенту (или, во всяком случае, не считаясь с ним) вызывало гнев никак не меньший, причем не только среди членов парламента, но и в народе вообще, во всех общественных классах. Знатные вельможи испытывали стыд за поведение короля, а Уильям Херберт, граф Пембрукский, даже извинялся за своего суверена (пренебрегшего, как он полагал, собственным долгом) перед представителем Фридриха[81]. Простолюдины желали звонить в колокола и жечь костры во славу обожаемой всеми Елизаветы, но власти им этого не позволили. Трещина в политической системе Англии (между монархией — с одной стороны, парламентом и нацией — с другой), в то время уже становившаяся заметной, еще более расширилась из-за непопулярности избранного Яковом внешнеполитического курса.
Этот аспект богемской трагедии достаточно хорошо известен. Зато ничего (или почти ничего) не было сделано, чтобы выяснить, какой след в европейской культуре оставили те большие надежды, что возлагались на якобы уже решенный союз между королем Англии и курфюрстом Пфальцским. А ведь в те годы неустойчивой мирной передышки между очередными религиозными войнами пфальцграф отстаивал не только кальвинистские традиции своей семьи, но нечто гораздо большее. Женившись на английской принцессе, Фридрих сумел перенести в Германию блистательную культуру яковитского Ренессанса. У него на родине эта великая возрожденческая традиция встретилась и смешалась с иными мощными потоками культурных влияний, что в итоге привело к образованию новой богатой культуры, ставшей — несмотря на краткость ее существования — весьма важной вехой на пути от Возрождения к Просвещению. Именно на этом отрезке пути силы Ренессанса сталкиваются, лоб в лоб, с силами реакции. Возрожденческие силы терпят поражение, и мы их вообще больше не видим — все заслоняют ужасы Тридцатилетней войны. Когда же, в конце концов, война заканчивается, в свои права вступает новая эпоха — Просвещение. В дальнейшем мы попытаемся разобраться в сложных взаимодействиях идейных течений, характеризовавших культурную жизнь Пфальца в правление Фридриха и Елизаветы. Мы надеемся, что наше исследование поможет пролить свет на одну из важнейших проблем интеллектуальной и культурной истории человечества — проблему перехода от Возрождения к Просвещению, выявления конкретных стадий этого перехода.
Хотя Пфальц был кальвинистским государством, те умственные сдвиги и мировоззренческие направления, в которых нам предстоит разобраться, не имели, по сути, ничего общего с теологией кальвинизма. Зато они прекрасно подтверждают гипотезу, выдвинутую Г. Тревор-Ропером[82]. По мнению этого исследователя, «активный» кальвинизм всегда привлекал к себе либеральных мыслителей самых разных толков — как потому, что являлся оплотом против сил крайней реакции, так и потому, что гарантировал (в сфере своего непосредственного влияния) защиту от инквизиции. В заключение настоящей главы (и в порядке подготовки к последующим) стоит, пожалуй, обратиться к карте, и поразмышлять об отношениях Пфальца с соседними государствами.
В Венеции к тому времени, когда происходили описанные нами события, Паоло Сарпи[83] уже несколько лет возглавлял антипапскую оппозицию, и в Англии с острым интересом следили за разворачивавшимся под ее руководством либеральным движением. Генри Уоттон, английский посланник в Венеции, отличавшийся неумеренной пылкостью характера, даже надеялся обратить местных жителей в англиканскую веру[84]. Треволнения, возбужденные Венецианским интердиктом[85], к 1613 г. успели забыться, но республика заинтересованно наблюдала за тем, как складываются дела у Фридриха; князь Анхальтский поддерживал контакт с Сарпи[86]; Уоттон часто останавливался в Хайдельберге во время своих дипломатических разъездов. Если бы Фридриху удалось удержать «либеральный коридор» в Европе, ведший из Голландии через Германию в Венецию, наступление на свободу мысли в Италии могло бы быть приостановлено, и судьба Галилея сложилась бы совсем по-иному.
81
Письмо графа Пембрукского Карлтону, сентябрь 1619 г. Множество прямых свидетельств об английских сторонниках Фридриха, выступавших за оказание ему помощи, собрал Гардинер. см.: Gardiner, Letters.
82
H. Trevor-Roper, Religion, the Reformation and Social Change, London, 1967, pp. 204 ff.
83
Паоло Сарпи (1552–1623) — итальянский ученый и политический деятель, с 1606 г. — советник правительства Венецианской республики по богословским вопросам. — Прим. ред.
84
См. мою статью: «Paolo Sarpis History of the Council of Trent», Journal of the Warburg and Courtauld Institutes, VII (1944), pp. 123–143.
85
Интердикт — распоряжение Папы о временном запрете на свершение богослужения и церковных обрядов в пределах определенной территории. Подробнее о Венецианском интердикте см. главу X. — Прим. ред.