Сидящие закивали и почтительно, склонив головы, заговорили в унисон:
— Не принимать из рук даров. Не внимать чужим учениям. Не желать чужого. Не пытаться изменить положение, данное тебе и твоим детям Богиней. Не предавать свой род и свою веру. Всегда помогать ближнему по роду и тому, кто рядом с тобой в вере. Нести слова Даллы всем заблудшим стяжателям, помогая им обрести свет веры и избавиться от мирских соблазнов и роскоши. Наша сухэ́ [ 2: Цухэ́ (сухэ́) — метафизическое понятие, «божественная искра»] очистится чрез лишения бедности, просветление коснется наших голов, а новообретенная мудрость позволит приблизиться к Далле в жизни и после смерти.
Культисты эхом подхватили «в жизни и после смерти». Я, преодолевая сопротивление отравленного засыпающего мозга, судорожно пыталась запомнить все произнесенное.
— Поджигатели, — со вздохом продолжил Анопсис, — хорошее название для тех из нас, кто устроил это нашествие. Между собой мы их также теперь зовем. Раньше они были одними из нас. Рьяные служители богини, самые бедные и обездоленные из всех, самые гордые и несломленные. Раскол наметился, когда в Бедняцком районе, гонимый отовсюду, поселился Безумец. Мы, следуя заветам Даллы, размышляли, должны ли принять опустившегося на самое дно художника или проигнорировать его существование, уповая на то, что он недолго здесь продержится. Они решили иначе. В Безумце они в первую очередь видели одного из Правителей — богача, ногами попиравшего нас, плевавшего на наши печали и страдания. Разгорелся спор. Я твердил им, что никто из Последователей Даллы не должен вершить правосудие над стяжателями, что наши страдания — есть наша привилегия, что Богиня учит помогать нуждающимся. Они не вняли моим словам и, покинув собрание, избрали радикальный путь… Их кровавая месть началась недавно. Пару недель назад по всему Бедняцкому району прокатилась волна арестов и облав. Трое Светочей, моих мудрейших товарищей, были схвачены прямо во время бдений. Воины гоготали, что из Круга поступил приказ ловить только главарей, ведь без них бедняки ни на что не годны. Для нас это стало страшным ударом. Мы были готовы пойти на смерть все вместе. Умереть так, как жили — всей общиной. Нам этого не дали. Что произошло с нашими Светочами, где их держат, и живы ли они — мы не знаем…
Мозг отбивал счет словам. Анопсис говорил очень складно, выгораживал себя и свою общину. Но именно здесь хранились огромные запасы горючей селькиры с клеймом Гильдии алхимиков. Они не метали сосудов с зажигательными смесями. Они покрывали тех, кто метал. Так ли они невинны, как хотят показаться? Где здесь правда? Что здесь ложь, умело замаскированная под праведность?..
Анопсис замолчал, переводя дух и оглядывая своих последователей мягким добрым взглядом, как иной раз родители смотрят на детей. Меня начинала бить мелкая дрожь. Отзвуки моих слов и поступков, преломленные сквозь жизнь в городе, начали собираться в картинку. Мысли путались и норовили сбежать, чтобы продлить мое неведение. Я знала, что-то страшное сейчас прозвучит. Страшное, как смертный приговор, и такое же неотвратимое.
— И Поджигатели взялись за оружие. По Бедняцкому району прокатились первые незначительные поджоги, затронувшие склады и какие-то фермы Правителей. И Круг жестко ответил, арестовав еще нескольких молящихся. Взбешенные, Поджигатели обратили свой гнев на того, кто раздражал их с самого начала — Ариэна Аваджо. Мы увидели, что на этот раз огонь пылал по-другому — только сильнейшая магия могла затушить его. Это напугало всех. Я несколько раз выходил на площадь, пытаясь вразумить обезумевших братьев, но они вновь не вняли мне. Они даже не стали слушать. По городу покатилась волна пожаров… О, милосердная Далла, сколько невинных людей погибло на этих кострах! Как туго затягивается спираль мести, ее уже не остановить, не разорвать… — эхом покатились слова, старичок закачал головой.