— Не хочешь поздравить их с успехами в карьере и личной жизни? Ривер и фон Хайген — это отличная партия. А военная служба — то, о чем всегда мечтал Тиберий. Наш Сигни только как всегда… — покривилась Воплощающая и смахнула упавшую на лицо прядь. — Не хочешь их навестить?
— Простите, микарли, у меня очень много дел… — выдавил, опуская глаза. Не мог больше смотреть на людей прямо. В их взглядах всегда ошибка. И неприязнь.
Авия замолчала и перестала удерживать подбородок. Взмахнула рукой — слегка приоткрылись створки окон, откуда тут же повалил снег и задул сильный ветер. Следом к окну, поддерживаемые магическими энергиями, направились банки с умершими бабочками — опорожняясь в сугробы, они возвращались на место. Шесть и еще шесть штук. Ее священное число.
— Микарли, а теперь вы отдадите мне свое кольцо?
— Оно нужно тебе, мой друг, чтобы разобраться с долгами? — уточнила Воплощающая Землю и в ее голосе почудилась какая-то надежда. Может она надеялась, что смогла своими речами вдохновить меня на жизнь, которую вела сама? Которую вели они все и от которой я сбежал?
— Нет… Я не знаю… Мне очень нужно!.. — перед глазами снова запрыгали всполохи ясных летних дней, танцевавших в священно-зеленых гранях. Мы с голосами вновь восхитились, вспоминая эту полузабытую игру света.
— Я обещала подарить его Оливии на вашу свадьбу, — протянула разочарованно Авия. — Но, к сожалению, ты расторг помолвку, и Оливия теперь выходит замуж за другого.
— Где⁈ Когда⁈ — сердце вдруг заволновалось и голоса тихо зашипели.
— Завтра. В Храме, конечно… — проговорила Друидка, поднимаясь из кресла, вставая в полный рост своей статной красивой фигуры. Я был перед ней как младенец, как щенок. И в то же время она перед моей миссией была столь незначительна, как соринка. — Ты упустил прекрасную женщину. Она сделала бы тебя очень счастливым.
«Мы и так счастливы! Нет ничего радостнее, чем служить Богине!»
— Я не могу больше задерживаться, друг мой, — тяжело вздохнула Авия, с тоской глядя на распростершегося у ее ног когда-то прекрасного юношу. — Сегодня у меня проходит занятие с Камором, а я не люблю опаздывать на них. Подашь мою накидку?
Пока искал по всей комнате накидку, Авия стояла, внимательно наблюдая за неловкими метаниями своего названого сына. Я спотыкался, случайно сдвигал с места мебель, проезжавшую с грустным скрипом по половицам, один раз чуть не упал от нового приступа головной боли. В конце концов, Воплощающая сама помогла найти верхнюю одежду, и сама оделась. Протягивая для поцелуя руку, затянутую в черную кружевную перчатку, она произнесла назидательно:
— Если ты будешь в чем-то нуждаться, если тебе будет нужна помощь, еда, тепло, убежище — ты всегда можешь обратиться ко мне, ак на́бе сакш.
— Да матушка…
«Никто нам не нужен, о, Избранный, ты увидишь, поймешь!»
И, закрыв дверь, я долго не мог сдвинуться с места, терзаемый холодом, голодом, увлеченный беседой с голосами. Они многое растолковали, многое из того, что я не понимал тогда, когда посмеивался над нашей верой. Теперь все было иначе. Теперь я понимал жизнь иначе. И она постепенно куда-то уходила… Руки коченели, кисть, как в детстве, падала из ослабших пальцев, оставляя на последних чистых холстах разводы и некрасивые мазки. Я молился о тепле и свете. Молился об изумрудной пыли. Я почти забыл…
А на следующее утро у камина мой взгляд привлекло что-то светлое. Не различая так далеко, подошел поближе — ужасно не хотелось, чтобы снег теперь сыпался через дымоход прямо в гостиную. И без этого холодно. Но этой вещью оказался не снег и даже не белая мышь. Подняв, я почувствовал нежный аромат лавандового масла, заметил в сплетениях красных ниток буквы «П» и «М». Голоса наперебой зашептали.
«Она сегодня выходит замуж! Да, сегодня! Прямо в Храме!»
Я должен это видеть!
Накинув на себя потертый грязно-зеленый осенний плащ с капюшоном, укрыв шею тонким шарфом, я выскочил из холодного неприветливого дома, подгоняемый голосами. Они что-то еще шептали, но завывание метели прямо в ушах, не позволяло ни слышать их, ни ответить.
Впервые за долгое время на Асмариан обрушилась такая снежная зима. Мостовые и узкие тротуары тонули в огромных белоснежных сугробах, слуги и посыльные уходили в ямы и колдобины на дорогах по самый пояс и их потом вытягивали лошадьми. А кто-то погибал — от холода ли, раздавленный ли груженой повозкой… Друиды, возглавляемые усталой Тонией Эстеллой, топили с помощью магии снег и отводили в каналы и рукава меж островов, но он все пребывал, и пребывал, и пребывал…
Высоко поднимая колени, стараясь не упасть и не проглядеть смертельной ловушки, я, что есть мочи, бежал вперед, впервые за долгое время, предоставленный самому себе. Тишина. Установившаяся в сердце и в разуме непривычная тишина оставляла тянущее, гнетущее, острое чувство одиночества. Вокруг сновали люди, что-то кричали, смеялись, падали, поскальзываясь, а я был совершенно один в этой вихрящейся мгле. Вышитый платок, торчавший из кармана старого плаща, выпал где-то по пути. Я вспомнил про него позже.
Пересекая в тысячный раз Мост Мысли и Моления, почувствовал, как падает давление бури, будто остается за спиной и рассеивается. Святое место, Храмовый район, окружен поясом магии, тут не бывает плохой погоды. А снег лежал, искрясь и похрустывая под ногами. Даже холод немного отступил.
«Скорее, Ариэн, ты опоздаешь!»
Голоса снова вернулись. Они вернули толику уверенности, и я с новыми силами рванул вперед, чувствуя, как медленно разрастается головная боль. По узкой, протоптанной чьими-то ногами тропинке, я добрался до Храма. Он будто светился в отблесках снежинок, казался выше и чище. Я задохнулся от счастья лицезрения и начал бормотать приветственную молитву.
Гости уже расположились внутри Храма. Тихо играла музыка. Охраны не было. Это мне подсказали всевидящие голоса. А значит, можно спокойно войти внутрь и не быть изгнанным. И я воспользовался тенями, отбрасываемыми столетними колоннами, всеобщим приподнятым духом и возбуждением. Они меня не заметят. Сейчас они меня не замечают, даже не понимают, что рядом находится истинный Творец, Видящий, Избранный самой Богини Митары, в чьем Храме они устроили это низменное и мещанское зрелище. Я притаился за колонной, ожидая. Сам не зная, чего я так жду… Хотелось видеть Ее… Кого?
Толпа заколыхалась внезапно, отвлекая от беседы о высоком с голосами. Я уже забыл, где находился и зачем, посмотрел вокруг, ослепленный ярким снегом и мерцанием драгоценностей на дамах. Ох, если бы Авия Силента, дорогая микарли, отдала свое изумрудное кольцо — какая необыкновенная краска получилась бы из него!
— Она идет, смотрите!
— Как хороша!
— Настоящая невеста!
— Счастья молодоженам! Счастья новобрачным!
Ведомая под руку престарелым мужчиной меж рядов каменных скамей шла она. Белоснежное платье с длинным шлейфом и легкими рукавами подчеркивало невероятную бархатную кожу. На шее сияло огромным теплым солнцем янтарное ожерелье. Лицо ее было сокрыто вуалью и фатой, лишь виднелись распущенные по плечам золотые локоны. А на голове как знак и отметина — водружен массивный золотой венец. Я знал, что впервые Правительницы надевают Семейные венцы, выходя замуж. Она не шла, а плыла, гордо, стремительно, как зимний ветер.
— Оливия…
Имя сорвалось с губ тихим шелестом. Она дрогнула и обернулась. Я выглядывал из-за колонны и не мог налюбоваться. Эту красоту хотелось запечатлеть, любить, ненавидеть, иметь возможность всегда быть рядом и только смотреть. Могу поклясться, что взгляды наши соединились. Она пошла дальше. Голоса зашипели и зашептали все настойчивее и громче. Я до крови прикусил губу и попросил их проявить милосердие и дать досмотреть до конца.
Ее отец тоже заметил. Заметил и немного ускорил шаг. Торопливо передал дочь, вложил ее нежную руку в большую ладонь крепкого высокого мужчины с посеребренными висками. Он не стар, но жизнью изрядно потрепан. А глаза его светятся такими бесконечными счастьем и лаской, что на мгновение я завидую, что не стою там, на его месте.