Рассказ Тонии завершился уже во второй половине дня и вызвал у меня довольно противоречивые эмоции. С одной стороны, я поняла, что вообще не стоило даже пытаться общаться с этим больным человеком, а при первой же вспышке агрессии нужно было бежать. С другой, я сочувствовала этому парню. Так свихнуться на идее, на абсолютно иллюзорной фантазии! Тония права — как можно изобразить то, чего никто не видел? Конечно, он художник, творец, и все такое — но ведь богов никто не видел. А я даже сомневаюсь в их существовании. Так как можно создать «тот самый» Портрет?.. Однако меня не покидала мысль, что нужно поставить в этом деле решительную точку. И она должна быть поставлена моею рукой. Я должна понять. Поэтому, подгоняемая желанием узнать правду из первых уст, я вышла из Дома, с помощью конюха забралась на Салму и направилась в город. Никто и не подумал задержать меня. Я точно знала, куда мне нужно двигаться и только одного решительно не понимала — что я буду говорить и делать. Что-то вело меня. Чутье? Интуиция? Что-то же в нас вкладывали во время учебы…
Ариэна, который после перебранки с Тонией спешно покинул Дом Круга, я нашла в Храме. Добраться туда оказалось несложно — натренированный мозг быстро составлял и воспроизводил карту незнакомого города. Художник сидел в одиночестве на первом ряду светлых каменных скамей и отрешенно смотрел перед собой. Памятуя о его вспыльчивом нраве, я прошептала несколько защитных заклинаний. Когда они установились, гораздо быстрее и проще, чем раньше, я направилась вперед, шумно и держась на расстоянии, чтобы в случае очередной вспышки гнева быть во всеоружии. Эти предосторожности оказались излишними. Мужчина заговорил первым. Казалось, будто он ждал. Ждал именно меня.
— Ты ведь Минати, да? Ученица лиджев Тильгенмайера? Прости, я плохо запоминаю имена… — он все также невидяще смотрел в пространство, не двигаясь, не обернувшись в мою сторону. Впрочем, я тоже замерла на месте, чуть позади.
— Да, это я, — попыталась придать своему дрогнувшему голосу спокойствия и твердости. — А вы — Ариэн Аваджо? Художник?
— Да… Ариэн… — сильно тряхнув головой так, что длинные сальные локоны взметнулись и снова опали на плечи, он будто пришел в себя и, повернувшись ко мне с вымученной улыбкой, предложил: — Присядешь?
— А вы драться больше не будете? — ну что я несу? Пришла ведь мириться! От этой фразы и самому мужчине стало будто неловко.
— Прости… Я иногда не контролирую себя… Но ты можешь быть уверена, что сейчас я держу себя в руках и не причиню тебе вреда, — и он указал на место рядом, немного пододвинувшись на край, наверное, чтобы мне было удобнее.
Я аккуратно села, на всякий случай, вспомнив еще парочку несложных заклинаний. Мало ли, он захочет добавить мне синяков к уже залеченному Тонией… Ожидая продолжения разговора, я повернулась к Ариэну, но он вновь пребывал в молчании, уставившись потухшим взглядом на статуи, установленные за пюпитром. Наверное, этот мужчина когда-то был красив. Острые скулы, аристократичные черты лица, тонкие губы… Он определенно должен был гордиться своей внешностью. Судя по словам Тонии — он гордился. Но теперь Ариэн являл собой мрачный призрак, тень былого сильного человека, уставшую и измученную. Даже горящие невероятным зеленым пламенем глаза, показавшиеся мне такими выразительными утром, сейчас будто выцвели и побледнели.
— Я когда-то думал, что могу все на свете… — ровный тихий голос. Познакомься я с ним сейчас, ни за что бы не поверила, что его зовут Безумцем. — Вся моя жизнь заключалась в двух вещах — в моем искусстве и моей невесте. Сейчас я это понял. После того, как она ушла, только мысли о портрете и поддерживали меня. Да, именно мысли. В этом заключалась моя главная ошибка. Я думал, что мой разум, мой талант, мои глаза помогут мне увидеть то, что не видел никто… Моя вера… Потом пришла моя вера… Статуи Митары, ты знаешь, как они создаются? — я отрицательно покачала головой. Нет, что-то я знала, но хотелось услышать это от человека, который родился на болотах и явно понимал больше моего. — Друиды создают их с помощью своей магии. И всякий раз они запечатлевают одно и то же — эту статичную красоту. Они всегда одинаковы. Никто из них даже не пытается вложить ничего своего ведь они «не знают» как выглядит Богиня!.. Делают то, что подсказывает им их магия… Механически. Бездумно. А мой портрет… Это окно в мир Богов, в мир неизведанного! И знаешь, что я понял? На протяжении трех лет, во время которых я предпринял бессчетное число попыток создать его, я понял истину… Истину, которая лежала на поверхности и которую сотню раз высказали уста Мудрых… Запомни — зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь…[ 20: Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц»] Только заглянув в себя, только поверив — сможешь понять, что в тебя вложили Боги… Почувствуй, и ты увидишь. Почувствуй, и ты поймешь. Никакие механические действия не помогут. Никакие. Только так…
Он излагал себя, свою боль и страдания… Путано, сбиваясь и прерываясь, он копался в глубинах своей памяти и извлекал то окончательное знание, которым хотел поделиться со мной. И оказалось, что тот, кого все кличут Безумцем — не такой уж сумасшедший.
— А что же ты? — я пыталась уместить в голове услышанное, понять. — Если ты смог понять «истину» и обрести эту веру, почему же ты все еще не создал портрет?
Ариэн грустно усмехнулся и поднял глаза к бледным блесткам звездочек, которые только начали проглядываться на небе, освободившемся от пронзительных красок заката.
— Я уже сгорел, — вздохнул он тяжело. — Бесполезно надеяться на то, что Она еще раз покажется, чтобы дать мне последний шанс. Ей больше не интересен пáльта, тот, чей смысл жизни теперь заключен в Ее Лике. Она больше не покажется… Не придет… Она разочарована… И во снах лишь безбрежная тьма.
— Но ты же сказал, что нужно видеть сердцем!
— Сердце тоже сгорело… Оно больше ничего не видит…
Сгорел. Если сгорел — зачем продолжать попытки? Если сгорел — зачем молить о снисхождении? Разве это возможно — разжечь пепел? Разве это… Справедливо? Честно? Наказывать того, кто целиком отдал себя и больше ничего не может предложить? В этот момент Ариэн схватил меня за кисти рук, в глазах его вновь загорелся безумный огонь, и, шепча и потряхивая, начал бормотать и приговаривать:
— Слушай меня, Минати, слушай. Ты уже близка, так близка… Тебе осталось только поверить, и ты откроешь в себе невероятные силы! Верь, просто верь! Ты все поймешь… Поймешь… — также резко он отпустил мои руки и, обмякнув, оперся о жесткую спинку скамьи. Снова его взор был прикован к статуе Митары. Больше он в мою сторону не поворачивался, но я, на всякий случай, прижала руки к груди, опасаясь новой вспышки. Посидев еще какое-то время, но не дождавшись никакой реакции со стороны Ариэна, я решила, что пора уже идти домой. И, бросив последний взгляд на величественную скульптуру, покинула Храм.
Это была странная вылазка… Что побудило меня идти сюда? «Зорко лишь сердце»… «Нужно поверить»… Это несправедливо… Что же я все-таки, делаю не так? Я «не верю»? Но как я могу?.. Богов не существует, и Империя четко это декларирует и доказывает. Все это выдумки дикарей. Могу ли я поверить? Чтобы продвинуться в своей миссии, например. Чтобы понять… Я видела столько чудес, я сама владею магией, но задумываться о том, откуда она исходит, мне еще ни разу не приходилось. Может стоит попробовать не поверить, но хотя бы «заглянуть в себя»? Еще бы знать, что это такое, и как это делается.
И шепот листьев, неуловимый, будто дыхание, из глубин памяти приносит слова: «И помни, Минати, боги реальны!»
* * *
До Дома Круга я добралась ближе к ночи. Перебирая мысли, пытаясь осознать услышанное за день, совладать с собой, принять наконец хоть какой-то план, мы с Салмой передвигались почти шагом. Иногда прекрасная белая лошадь, почувствовав ослабшие поводья, уходила в сторону от дороги и принималась жевать декоративные цветы, выставленные в окнах чужих домов. А я любовалась ночным освещением города — крошечными магическими шариками, подозрительно напоминавшими светильники, которые мы с Лэтти видели в кабинете Императора.