Дни совместного перехода хлопы вели себя безразлично (тянут куда-то, да и ладно) и держались от казаков на расстоянии, даже не пытаясь лишнего слова сказать, словно находились дома, в Украине. Сейчас же, когда сидели ввосьмером в тесной клетке, двое из них посматривали свысока и ухмылялись, радуясь, что боярича тоже опустили до их уровня.
С молоком матери Михайло впитал в себя убеждение, что раб не тот, кто сидит в клетке, а тот, кто имеет душу раба и рабскую сущность. Поэтому, передвинувшись ближе к свежему воздуху, на противоположный угол от отверстия параши, он на них не обращал никакого внимания, прекрасно понимая, что в случае надобности любого из них, невзирая на габариты и возраст, может не просто убить голыми руками, но и порвать на куски.
В первый день особого торга не было. Из их клетки торговец из Армении купил двух рабов, и все. Хозяин пытался в первую очередь втюхать Михайла, но тот, взглянув рабу в глаза, отказался.
Утром второго дня стало известно, что из Анатолии пришли две галеры для закупки рабов на медный рудник. Михайло слышал, как торгаши сговариваются об уровне цен, и понял, что сегодня решится его судьба, так или иначе. Вспомнив о наставлениях дядька Ивана, который говорил, что с рудников сбежать невозможно, он загрустил.
Минуло совсем немного времени, и на рынке полным ходом пошел торг. Действительно, клетки освобождались почти полностью, скоро очередь должна была дойти и до них. Вдруг он заметил укрытое паранджой невысокое округлое создание в сопровождении двух мордатых охранников, за поясами у которых торчало по ятагану и кинжалу. Первый нес в левой руке многохвостую нагайку из сыромятного ремня, а второй тащил на плече тяжелую торбу.
Точно так же эта компания бродила между клеток вчера, видно, выглядывали нужный товар. Неведомая сила подняла Михайла на ноги, и он вышел из-за спин прочих рабов. Почему-то подумал, что это его шанс.
- Госпожа, - негромко позвал и расправил плечи.
Компания резко остановилась, с минуту стояли молча, затем из-под паранджи что-то тихо прозвучало, и один охранник направился к клетке, а 'паранджа' с другим - посеменила дальше. Тут же подбежал и хозяин, расхваливая достоинства раба.
- Скажи, пусть гяур снимет шаровары и высунет в решетку член, - сказал мордатый по-турецки.
- Раб, знимай шальвари, - тот перевел, и Михайло не чинясь, немедленно развязал кушак. - Подойди ближе и член залупи.
Мордатый наклонился, внимательно рассмотрел, даже понюхал. Потом начался торг, и когда средними между тридцатью и пятью талерами получились двенадцать, клетку открыли, и его выпустили. Покупатель вытащил из сумки ошейник и аршинную цепь с прикованным к концу ядром. Ошейник замкнули на колодку, а ключ охранник спрятал под клапан поясного ремня.
Следуя указаниям и удерживая ядро в руках, Михайла зашел в помещение бани, где цирюльник обрил ему голову, подмышки и пах, чтобы исключить появление вшей. Долго мыться не дали, и вскоре отправились к пирсу, к какому-то двухмачтовому судну. У входа на трап заставили снять обувку. Здесь и цепь сняли с шеи, но перецепили на ногу и отправили в кормовой трюм. Взяв в одну руку ядро, в другую сапоги, он с помощью поджопника, который отвесил охранник, слетел вниз и вселился в какой-то совершенно темный чулан.
- Ничего, еще не вечер, морда, - про себя пробубнил Михайла и стал босой ногой на что-то мягкое. - Лично я буду бить тебя не по жопе, а по яйцам.
- Ой! Не наступай на меня! И ядро не бросай куда попало, - кто-то вскрикнул из темноты, коверкая турецкие слова.
- Ты кто?
- Луис. А ты?
- Михайла.
- Это Мигель?
- Нет, меня зовут Михайла.
- А! Микаэль!
Так они и познакомились: раб Микаэль и раб Луис, бывший младший офицер-стажер испанского флота. В рабство он попал, когда стажировался на каботажном судне в должности помощника шкипера. За неделю до получения офицерского патента, когда на своей барке возвращались из Кадиса в Барселону, их атаковали галеры алжирских пиратов. Не ранение, а обычную травму головы, Луис получил в первую же минуту боя и очутился на цепи. Полгода назад был продан в дом покойного марокканского чорбаджи-аги[2] Ахметжана из города Канитры, где хозяйничала его старшая (и ныне уже единственная) вдова Лейла-ханум.
Не боялась она никого, в делах действовала решительно. Что там говорить, после смерти мужа ни один из многочисленных его родственников до сих пор не получил ни пяди родового наследства, и не получит.
Муж когда-то по типу янычар воспитал из болгарских мальчишек и домашнюю охрану, и корабельный экипаж, но сделал их кастратами. Уж как их там учили - непонятно, но сегодня это были преданные лично хозяйке бойцы и весьма обеспеченные люди, которые постоянно проживали в ее имениях.
Имелся у госпожи Лейлы недостаток, тщательно и успешно скрываемый от общественности: слаба была на передок. И ничего в этом такого плохого нет, все-таки живой человек и ей, как и любой другой женщине, тоже хотелось.
Давно повелось, что мужская часть обслуживающего персонала являлась кастратами, поэтому для таких целей она покупала раба. Даже не одного раба, а троих в год, так как редкий из них выживал дольше четырех месяцев, а того, который выживал, кастрировали и отправляли в дальнее имение.
- Знаешь, Микаэль, - жаловался ныне отставной раб-трахальщик Луис, - эта сука во время траха начинала стонать. Сначала тихо, затем громче, а потом кричала, как свинья недорезанная. И в это время в комнату врывались два ее телохранителя и стегали кнутами, тогда уже я орал, а она от созерцания моей боли получала дополнительное удовольствие, прямо слюна изо рта шла, и кончала еще раз. Сука, никто ее вусмерть затрахать не может.
- Вот, тварь такая, - согласился Михайла и подумал, что подобные экзекуции ожидают и его, надо с этим что-то предпринять, и быстро, - Луис, а что хозяйка в Кафе делает, не знаешь?
- Ну, как же. Хозяйка в сопровождении старшего брата Ахмет-бека из Алжира доставила на обучение в янычарский корпус своего сына. Он получил направление в Кючюк-Истанбул, вот и оказались здесь. Вообще-то обычные правоверные женщины не путешествуют на кораблях, но эта сучка любого мужчину за пояс заткнет, скоро и меня примучит.
Благодаря свету, пробивавшемуся сквозь верхний люк и слегка приоткрытую дверь, было видно, как угрюмо он опустил голову и задумался.
- Но чем ты так провинился?
- А я одну ночь провел с Фатимой, младшей женой покойного хозяина, а евнух, который без одного уха, засек и доложил хозяйке. Утром Фатима случайно свалилась с лестницы и сломала шею. Через три дня хозяйка вызвала меня и после любви, когда безухий отходил спину плетками, приказала бить меня двумя кнутами. И потом, когда вышли из Канитры в Алжир, где должны были забрать Ахмед-бека, она меня вызвала к себе в каюту, а у меня не получилось. Вот и все. Вернемся, вырежут яйца и отправят в дальнее имение за Марракеш.
- Да, тяжело тебя слушать, - у Михайлы на душе было паскудно. - А бежать пробовал?
- Дважды, - кивнул Луис.
- Ну и как?!
- Как-как. Не видишь, что ли? Ловили сразу.
- А давай вместе, а? Прямо отсюда.
- А ядра? - Луис показал на прикованную к ноге цепь. - Безухий снимет, только когда пойдешь к суке в постель.
- Не переживай, чего-нибудь придумаем. Или умрем. Рабом у дряни недорезанной точно не буду. Сколько нам плыть до места?
- Недели две, да еще в Алжире немного постоим.
- Значит, в нашем распоряжении есть две недели. А когда она начнет меня дергать?
- Пока на судне Ахмед-бек - ни-ни. А потом - готовься, оторвется по полной силе.
Время в плаванье для Михайла пролетело незаметно. Масса впечатлений, а морем он был просто очарован. Когда вышли в открытое море, безухий евнух отстегнул цепи, и их заставили вместе с командой драить палубу. От работы на судне уставший от безделья Михайло получал истинное удовольствие. Конечно, нигде и никогда он никакие полы не мыл, но Луис сказал, что любой будущий флотский офицер, даже адмирал, свою карьеру начинает именно с этого. Своей старательностью Михайло даже заслужил одобрительное покашливание боцмана, несмотря на то, что евнухи их сильно ненавидели.