Лардарошса наконец соблаговолила осчастливить зеркальные скользкие плиты, и клубок звенящих служанок, кружась и приседая вокруг всё еще беззвучно хихикающей Крошки, снова затрусил в фарватере начальника стражи.
Крошке показалось, что они прошаркали примерно треть расстояния, которое прошли утром до клиники, когда начальник стражи особенно громко шарахнул древком об пол и встал у многоцветных дверей. Охрана, печатая шаг, пристроилась к караулу, а хашир усилили щебетание: вот и Цветник! Кто бы сомневался — высокие двери были скрыты под засильем ядовито-оранжевых, химически-розовых и бешено-лимонных крупных бутонов, каждый размером с кочан капусты. «Джи упал бы в обморок!» — хихикнула про себя Крошка, проходя в «благовонную шкатулку драгоценностей Вседержителя». Гарем нерожавших младших жен и правда так и разил цветочными ароматами, приправленными тяжелым приторно-сладким запахом кондитерской. Крошка мелко и быстро задышала ртом. Только успела заметить в мешанине ярких пятен обилие цветочных гирлянд и букетов, как её погнали вбок.
За очередными дверьми её охватила теплая парная духота. Служанки развязали тесёмки на шляпе, сетка упала. Шляпу сняли, халаты спустили с плеч, и Крошка, оставив увязшие в тряпках сапожки, переступила на мраморный пол просторной многоцветной ванной.
Яркий свет из искусственных цветов, люстры с искристыми стеклянными подвесками, расписные маленькие и большие плитки по стенам и полу — у чипу такими плитками обкладывали старинные печи… Стеклянные шкафы с множеством полок и развешанной одеждой, высокие узкие лавки, укрытые махровыми простынями дичайших расцветок, а посередине — как гигантская чашка — круглая каменная кадушка с каменной же лесенкой. И ни одного окна...
— Возвышенная и великолепная битерере Лардарошса, в купальне мы смоем с вас мерзкую дорожную пыль и отравляющую усталость. Взобьем небесную мягкость вашего нежного тела, удобрим девственную кожу благовониями и ублажим питательными кремами...
Невеста пренебрегла ответом. От обилия острых запахов начался насморк и заслезились глаза. Занятая утешением и перестройкой обоняния, Крошка поняла, что у неё гудит голова и сосет в животе от голода. Утром в караване она съела шесть мисочек со сладкими муссами, но в каждой было всего лишь на донышке фруктовой пены. А скоро должен быть обед! Ни часов, ни местного солнца она не видела — где и как? Все время замотанная в тряпки, замурованная в вагоне… Крошка даже караван толком не успела разглядеть: её сразу умаршировали в дворец Вседержителя, оказавшийся целым городом. Интересно, тут вообще окна есть? Или она так и будет жить как пчеломатка, укрытая в сердце улья? Но в любом случае время-то уже переползло за полдень. Хотелось есть, и было бы отлично, если бы принесли мясо! Жареное.
— Ильдис, я хочу есть! — Крошка царапнула пальцем по кудрявой макушке хашир, которая, пропевая невозможную чушь о любовно связанных гольфах, обнимающих вожделенные ножки, медленно скатывала эти самые гольфы обеими ладонями к щиколоткам.
Хашир подняла изумлённые, подведенные чуть ли не до ушей глаза.
— Я не...
Но тут подскочила блондястая пышка, относившая сброшенную одежду. Пролепетала, пуча глаза и прижимая к животу свернутые в комок халаты:
— Ваша бесподобная красота измождена ожиданием… Ваша дневная хашир Ильдис — это я...
— Прости, — великодушно пожала плечом Крошка. — Ладно, ты Ильдис. Не могла бы ты принести мне что-нибудь поесть? Я умираю с голоду. Утром мне дали только две ложки какой-то фруктовой каши. И, если можно, принеси мяса, а? Жареного! Я знаю, мне тут сидеть еще до вечера...
— Новая битерере должна быть чиста и легка перед свадьбой! — пискнула сзади третья хашир, расплетавшая длиннющую и толстенную косу, выращенную Крошкой во время езды в караване.
— Я подыхаю от голода! Принесите еды, или я откушу по куску от вас! — Лардарошса для убедительности щелкнула зубами. Да, с ней надо считаться: у неё за спиной вся таинственная Империя Ши, мощная и хищная!
Пышка Ильдис зажмурилась, торопливо сунула скомканные халаты в корзину и вылетела вон, даже забыв шаркать ногами.
— О-о-о стремящаяся к свету любви, благородная битерере Лардарошса! У вас же нет хвоста! — завыли обе служанки и рухнули на пол. — Нижайше умоляем вас дождаться вашей собственной хашир Ильдис! Мы только сменные помощницы дневных хашир! Будьте всемилостивы...
— Какого хвоста? — изумилась Крошка и милостиво полезла в купель, растерянно копаясь в памяти. Камень был неожиданно теплый, вода приятно горяча. А о хвостах ничего вроде не записалось… Невесту должны вымыть, одеть… Всё! Вот, заодно убедятся, что нет у неё хвоста! Дикари. Вовремя вспомнив, что волосы моются отдельно, широким жестом вывесила прекрасную гриву из ванны. Блаженно опустилась на приступочку у дна и положила щеку на слегка бугристый, неожиданно удобный округлый бортик. Дурищи всё еще боялись и мялись, стоя на коленях.
— Светлейшая битерере, только хвостатые щерицы едят нераспустившиеся бутоны, не давая им возможность отцвести и плодоносить! — полушепотом сообщила «кудряшка» и рискнула приблизиться, все еще пригибаясь.
— Да не ем я людей! — хихикнула Крошка, гляда на всё еще скорчившуюся на коленях третью хашир. — Кто такие щерицы?
— О возвышенная битерере, мы слышали всякое о могучей империи Ши, — девушка собрала и приподняла необъятную гриву, ожидая, пока засуетившаяся третья придвинет огромный таз на колесиках и присоединит его к душу у ванны. — Щерицы же сейчас спят, но по весне их будет множество. Они будут ловить полёвок и бегунков в Цветнике и Саду. Хотя и сейчас некоторые, беспокойные и не уснувшие на зиму, пробираются в спальни и греются в кроватях...
— У вас тут живут ручные животные? Кошки?
— Нет, о великомудрая битерере, кошкам в сады нельзя — это же грязное животное! Дети могут заразиться какой-нибудь гадостью. А щерицы чистые! Это длиннохвостые скальные гекконы. Некоторые верят, что они приносят достаток и плодность.
— А некоторые от них и родились, — буркнула другая. — Как прихвостень стражного Скайрс. Он точно с хвостом.
— Ну, некоторые люди рождаются с хвостом… А как зовут тебя? Вас обеих? — Крошка протянула руку, чтобы дотронуться до всё еще нервной третьей служки, но та увернулась. — Да не буду я кусаться, я пошутила же!
— Благословенной битерере нет нужды звать нас по именам… Мы просто сменные хашир. Родиться с хвостом — это плохо, но хуже вырастить себе хвост злыми помыслами и делами. Битерере Зикрайя так грустила по дому, что однажды убежала. Но Скайрс нашёл её, поймал и съел...
Крошка задумалась. Сначала хотела рассмеяться — ну что за глупости? Ведь такого не может быть! Или это шутка? Но третья служка была слишком серьёзна и пуглива. Ловить за руку и спрашивать, задавая конкретные вопросы, считывая истинный ответ сканом, как дознаватель, Крошка не решилась. В памяти же не было информации, что на Гайдере ели людей. Джи бы не допустил… Или именно поэтому планируется присоединение? Чтобы остановить местные безобразия и сделать гайдерцев частью цивилизованного мира?
Её вымыли в нескольких водах, подкрашенных ароматизированной пакостью. Крошка разомлела и чуть не уснула, откинув голову на широкий греющий край ванны, пока хашир с охами и ахами намывали и выполаскивали густые и длинные, аж до земли волосы. Вседержитель любил "гривастых" девиц, и в гареме длинные густые волосы считались хорошим знаком для будущей родительницы и множительницы властителевой наследственности.
Болтовня девиц, комментирующих каждое действие, заглушала тягучую тихую музыку. Крошка, сама не желая того, выучила припев любовной песенки. Назойливый мотивчик кружился и кружился... Первые слоги скороговоркой и высоко, шипящие протяжно и нежно, словно жуки в траве:
… О трепетная мушка, залипшая в меду,
Дождись меня, жужжалка, уже к тебе иду...
Крошка непроизвольно повторяла смешные слова песенки, лежа на животе, умащенная кремами и укрытая махровыми простынями, когда с металлическим дребезжанием Ильдис вкатила столик.