Так проходило время, я нырял в пустоту и приходил… куда-то приходил, чтобы вновь слушать, как кто-то разговаривает и не в силах задать вопрос. Только в первый раз, у меня вышло что-то типа благодарности и то наверное никто из них не понял, что я хотел сказать. Я хотел вспомнить, кому принадлежат голоса, я на сто процентов уверен, что знаю их, знаю кому они принадлежат, но никто не говорил имён. Я оставался в неведеньи, что делается и кто делает, просто разговоры, от которых хотелось выть и только писк, сообщающий, что я начинаю заводиться. Требующий, чтобы я успокоился и слушал голоса, рассказывающие что-то что касается меня? Или всё таки того, кого мне нужно будет оберегать, невидимыми крыльями и прикрывать его от опасностей, как делало моё шестое чувство?
Эти мысли, я быстро забросил в дальний угол, я не верю в высшие силы, я не верю в то, что кто-то там способен на меня влиять, а значит и не стоит об этом задумыватся. Лучше думать, что говорят обо мне, чем о каком-то неизвестном для меня человеке или не человеке, что не имеет никакого отношения.
Вновь я выныриваю из тёмных глубин заблуждённости и раздумий и вновь я слышу голоса, которые начинают о чём-то разговаривать, а я прислушиваюсь, в надежде услышать хоть какую-то информацию, способную помочь мне снести этот ненавистный барьер, не позволяющий развернуть картину в целом, нарушающий логические цепочки.
— Как он? — вновь этот знакомый мужской баритон. — Так и не приходит в себя? — печально спросил.
— Ты же знаешь. — уже не в первый раз отвечая на этот вопрос, в голосе девушки слышалось раздражение. — Ему нужно время и только время. — грубо произнесла она.
— Прости. — тихо проговорил её собеседник. — Я понимаю, но как же хочется, чтобы он наконец-то пришёл в себя. — грустно проговорил он слова, от которых я вновь начал ощущать боль.
— Я тоже этого хочу, не меньше, а даже больше твоего. — в её голосе вновь звучала печаль. А слышать такие слова от женщины, намного больнее, когда ты не можешь ответить, что ты уже здесь и всё будет хорошо.
— Вчера вспоминали былые времена и в первые за всё это время… — он оборвал дольнейшее предложение, будто ему было тяжело говорить, но продолжил. — За всё это время, я в первые чуть не заплакал. Быть может это всё хмель, кто его знает.
— А я плачу каждый день. — от такого заявления, у меня внутри всё оборвалось, ведь я заставлял кого-то страдать. Писк участился. — Каждый день, я смотрю на него и не понимаю, почему он никак не проснётся, не скажет, "Привет милая"… — в её голосе вновь слышались помехи. — Чтобы обнял, поцеловал, прижал к себе и всё это забылось, как страшный сон.
— Да дорогая, тебе намного сложнее, чем нам всем вместе взятым. — грустно проговорил он и послышались удаляющиеся шаги и почти неразборчивые, тихие слова. — Бедная наша Жанночка.
Жанна? Писк прибора начал набирать громкости и с каждой новой мыслью, превращался в однотонный непрекращающийся звук. То есть, я выжил, меня собрали, я вновь на Земле. Билась на подобие набата мысль. Заглушающая все звуки, теперь я знал, где я, кто я и кто они.
— Жанна!!! — прокричал я и в тот раз, погрузился в забытье, в котором отсутствовали мысли.
Глава 13
Я открыл глаза и уставился в потолок. В моей голове было пусто, никаких мыслительных процессов, только писк аппарата, сообщающий, что мои сердечные ритмы и пульс в полном порядке. Не знаю, что со мной происходило, но на меня набросилась апатия. Лёжа по всей видимости в какой-то палате, погруженной во мрак, хотелось ничего не делать, продолжая какой-то ритуал, по отречению от всего окружающего. Откуда-то раздался голос Жанны.
— Валер? — как-то робко и неуверено, толи спросила, толи убедилась, что это я.
— Да, наверное… мне почему-то, лень разговаривать. — каждое слово, требовало усилий, не от речевого аппарата, а от мозга.
— Это нормально, мы на протяжении недели, колим тебе успокоительное, чтобы не случилось срыва. — очень тихо и спокойно пояснила, что со мной происходит. — Ты чуть не… — резко прервалась и вновь послышались помехи. — Ты чуть не умер, когда пришёл в себя. — всё-таки сказала. — Сердцебиение вышло в пик и обещало разрыв сердца, давление превысило норму в два раза, что могло вызвать кровоизлияние в мозг. Мы… мы испугались. — на грани слышимости проговорила она.
— Милая, я теперь здесь и всё, ааа… — зевнул и продолжил. — всё будет хорошо. Не тыкайте больше в меня иголки, а я посплюууу. — уже засыпая закончил, погружаясь в беспокойный сон.
Следующее пробуждение было лёгким, не было той сонливости, тело чувствовало, что ему необходимо двигаться, меня переполняла энергия, которая требовала, чтобы я начал её использовать. Откинув простынь, сорвав все присоски, я скатился с кровати, как делал раньше и выставив руки, которые не смогли достойно встретить пол, согнулись, заставив со всей дури врезаться в пол. Да, на вид мышци не атрофировались, даже наоборот, я стал больше походить на качка после стероидов, но сил в них не было. Отсутствие какой-либо нагрузки, отрицательно посодействовала моей силе, из-за чего, я сейчас как червяк извивался на полу, пытаясь хоть как-то встать. Барахтанье делу не помогло, а потому, поставив руки так, чтобы можно было подняться, начал пробовать отжаться, точнее подняться. Первые попытки ни к чему не привели, я просто не мог себя поднять, но уже через полчаса мог худо бедно, один раз в пять минут отжаться. Похоже прийдётся попотеть, чтобы вернуть себе былую подвижность.
Что интересно, за те пару часов, что я восстанавливал подвижность, ко мне никто так и не зашёл, Жанна тоже не беспокоила, что уже странно. Но пока я не мог нормально двигаться, толку от меня было мало, а они и так всё время за мной ухаживали и вообще не дело это, нормальному мужику, ждать пока тебе задницу вытрут и с ложечки покормят. Так и прошёл, наверное день, окон тут не было, чтобы это точно сказать, но в какой-то момент свет погас, предупреждая, что пора ложится спать. Энергия не собиралась никуда уходить и я не обращая внимания продолжил восстанавливаться.
Когда свет вновь включился, я по прежнему выполнял упражнения, но уже для ног, перейдя к приседаниям и лёгким подпрыгиванием. Как же это было здорово, вновь дышать, ходить, смотреть, все мои действия вызывали лёгкую улыбку на моём лице. Но я всё еще не понимал, что произошло. Из всего, что я слышал, пока не мог говорить и вообще что-либо делать, говорилось, что какой-то аппарат, собрал меня заново, но с какими-то изменениями. С первого взгляда и так понятно, что тело приобрело массу, которой ранее не наблюдалось, а зеркала, для более детальной оценки изменений, не наблюдалось поблизости, да даже какого-то предмета, где бы я мог увидеть своё отражение. В этот раз, к тому моменту как свет отключился, я смог устать и блаженно разлёгся на койке, сожалея, что тут нет душа и приходится пачкать кровать стекающим потом, до этого изрядно пропитавшим деревянный пол.
Проснулся я с замечательным настроением, потянувшись и открыв глаза, резко натянул сползшее одеяло. Моя палата оказалась забита людьми и иными, которые сейчас смотрели на меня… голого меня, так как никакой одежды на мне и комнате в частности не было. Прочистив горло, попросил.
— Господа. — заметив девушек исправился. — И также дамы. Не были бы вы так любезны, предоставить мне трусы? — кто-то самый прыткий, но менее сообразительный, спустил штаны и приготовился снять трусы, когда я успел вскрикнуть — Стой окаянный! Новые же, новые. — от моего выкрика, все взглянули на аппарат рядом, но тот молчал отключенный, а скорый на руку человек, смутившись одел таки штаны обратно.
— Прошу простить, это я от исбытка чувств. — Сказал он застёгивая ширинку.
Это оказался Талый, изменившийся до неузнаваемости и отнюдь не в лучшую сторону. Опухшее лицо, красные глаза — смахивающие на вурдалачьи, сутулая спина. Всё лицо покрывали шрамы, малые и большие, от чего казалось, что он попал в мясорубку, когда заглядывался на сырое мясо. Движение рук рваное, будто у него не лады с ними и они живут своей жизнью. Глядя на него, сложно было представить, что он был отличным и очень везучим наёмником. Зациклившись на созерцании его внешности, я решил спросить, что же с ним стало.