— Всего три рабочих дня.
Я сидел утром за столом, читал вчерашнюю газету и придавался мучительно приятным рассуждениям. В спину светило слабое и уставшее солнце. Оно то и дело малодушно пряталось за клочки облаков. Облаков было много, они напоминали пух, вылезающий из расползающихся швов старого и застиранного голубого стеганого одеяла.
— Три дня. И отпуск. Что же мне теперь с ним делать?..
Из-за неожиданного гостя я лишился многих возможностей на этот отпуск, поэтому с радостью отдался поиску новых. И я с удовольствием сменил мысли «что делать с этим парнем» на «что делать с моим отпуском», перешел от глобального к приятным мелочам.
Зэт уже успел стать привычной частью жизни, поэтому я понемногу расслаблялся, даже не мучаясь мигренями по вечерам. Он был тихим, смирным и послушным, поэтому проблем не приносил. Разве что слова его иногда по-прежнему настораживали меня.
— По крайней мере, отоспаться я смогу, без всяких сомнений, — бубнил я. Мне на глаза попалась небольшая статья о трех пропавших недавно девушках. Их тела не нашли, что давало надежду, что девушки еще живы. Я нахмурился. — Что за ерунда творится в этом городе?
— Жизнь, — как будто даже не со мной разговаривая, вздохнул Зэт. И он опять был прав.
В конце статьи корреспондент вскользь упомянул новую городскую легенду о юноше, которого горожане ласково прозвали Фонарик. Я задумчиво взглянул на Зэта, и по моей спине пробежал холодок. Меньше всего он тогда был похож на человека. Дух, в чистом виде. Какой-то отстраненный, переполненный понятными только ему одному мыслями, бледный, будто полупрозрачный, и потусторонне спокойный. Он с интересом рассматривал фигурные молдинги под потолком, похожие на лепнину, которые мне всегда казались совершенно лишними на этой кухне. Он не был похож на того, кто живет в моем городе или хотя бы в моем мире.
Я дотянулся и осторожно коснулся его плеча пальцем, чувствуя себя мальчишкой-хулиганом, пытающимся втихаря собственными ручонками полапать бесценный музейный экспонат во время нудной школьной экскурсии. Зэт встрепенулся и посмотрел на молдинг уже совсем по-другому.
Терзаемый угрызениями совести, я сделал вид, что ничего не произошло.
Говоря откровенно, делать вид мне приходилась часто, чтобы не заставлять парня снова и снова смущаться.
Я уже много раз говорил, он был странным.
Все мы иногда, слишком задумавшись, разговариваем сами с собой. Зэт говорил с кем-то, кого я не слышал. Тихонько, почти шепотом, я даже не мог разобрать, что же они там обсуждают. Разговаривал он и во сне. Разговорчивый малый, даром, что никто из него и слова вытянуть не мог…
И мне было бы даже плевать на те отнюдь не редкие моменты, когда он, как в трансе, замирал, глядя в пустоту… Я все думал, что же его так завораживает, о чем он думает, что видит. Он ни на что не реагировал, что бы я ему ни говорил. Но плевать мне не было, ведь это было жутко.
Как-то раз я не выдержал. Он сидел в кресле в гостиной, читал книгу. И я заметил, что уже минут десять мальчишка не переворачивает страницу. Когда я присел на корточки напротив него, Зэт даже не обратил внимания. Он безропотно позволил мне осторожно вытащить книгу из холодных ладоней. Задумчиво нахмурившись, я, уже не так осторожничая, набросил на него лежавший рядом плед. Зэт только слегка склонил голову, глядя сквозь меня. На мои вопросы он отвечал, что странно. Но как-то уж слишком невпопад… Я даже не был уверен, что отвечал он мне…
С тех пор я решил больше не трогать его в такие моменты.
Еще раз глянув на своего домашнего призрака, я взял с подоконника телефон и набрал номер, который не набирал сам уже очень давно.
— Юкки, ты еще дома? — без лишней болтовни прямо спросил я.
— Да, — немало растерялась девушка, от неожиданности даже не зачитав мне лекцию о правилах приличия и необходимости приветствий.
— Тогда не уходи, я зайду.
— Это еще зачем? — не очень-то возмущено повысила голос подруга. Я без труда представил, как она, сидя перед зеркалом в спальне, старательно укладывает ярко-розовые волосы крупными волнами и лукаво улыбается.
— Не принимай на свой счет, — спокойно ответил я. — Просто дождись меня, тогда и пойдем.
Провожать Юкки от дома до работы и от работы до дома — сомнительное удовольствие, я таким бредом даже в школе никогда не страдал. Но это помогло мне чувствовать себя чуточку спокойнее. Если уж в городе с такой пугающей частотой пропадают молодые девушки, то, пожалуй, имело смысл позаботиться о безопасности этой крашеной овечки, ведь в мире, кажется, никогда еще не было людей, которые больше притягивали подобные неприятности. Что уж скрывать, даже нам с Каэдэ пришлось из-за нее как-то раз ввязаться в драку. Дело старое и внимания не стоит, но факт остается фактом, и такое было.
— Мамо, — даже как-то осторожно спросила Юкки, когда мы уже подошли к ее дому, и девушка стала рыться в сумочке в поисках ключей. — А какие у тебя планы на отпуск?
Она заканчивала работу со мной в один день. Я был уверен, что уж она-то придумала что-то потрясающее, простое, но интересное.
— Никаких, — честно признался я, пожимая плечами и неотрывно глядя на стену из красных кирпичей. Я любил этот дом. Я вообще любил красное и кирпичи. А это здание было еще и обаятельным. Старым, всего в один подъезд. С ощетинившейся телевизионными антеннами плоской крышей. С давно ржавыми пожарными лестницами. С трещинами по всем стенам. С начавшим осыпаться междуэтажным карнизом из белых кирпичей. С цоколем, покрытым сплошным слоем граффити. Почти как то, в котором жил я, только пока еще выглядящее достаточно надежно, чтобы не опасаться, поднимаясь по его лестницам или выходя на балкон.
— Весело, — усмехнулась Юкки, открывая дверь подъезда. — Зайдешь?
— Некогда, дома ждут.
— Кто? — искренне рассмеялась девушка, и я даже мог ее понять.
— Гора грязной посуды. Оставил вчера. Она лежит в раковине, скучает, ждет… Не могу же я ее бросить, верно?
— Что ж, тогда не смею тебя больше задерживать, — Юкки очаровательно улыбнулась, поправив сползавший с плеч шарфик. — Привет посуде…
Она юркнула в подъезд, и дверь за ней с противным скрипом захлопнулась. А когда я уже успел дойти вдоль домов до поворота, ее звонкий голосок снова вклинился в мои мысли:
— А завтра зайдешь за мной?
— Да, — даже не замедлив шаг, ответил я.
— Спасибо!
— Это исключительно для моего собственного спокойствия.
— Мне тоже так спокойнее, — негромко сказала она, видимо, надеясь, что я не услышу.
***
Он немного напоминал теплую звездную ночь. Такой же таинственный и одинокий. Он, вероятно, ждал своего рассвета — товарища, друга или случайного знакомого, он сам не знал, как это назвать… Сидел на массивном деревянном столе у окна в гостиной, кутался в тяжелое безразмерно огромное одеяло и ждал. Ждал уже давно. Об этом говорила пустая кружка из-под чая, которая заставляла парня раз за разом отводить взгляд, будто ему было больно смотреть на пробегавшие по ее краям тусклые блики. Крупные со слегка опущенными внешними уголками глаза неотрывно смотрели на трещинки в краске, покрывавшей оконную раму, лишь изредка отвлекаясь на мелькавшие в свете фонаря под окном тени прохожих. Неровно и рвано подстриженная челка странно контрастировала с выглядывавшими из-под нее нахмуренными бровями, будто падавшими к переносице и образовывавшими глубокие задумчивые складки, и с пышной копной угольно-черных, растрепанных и даже на вид жестких и ломких волос. Полукруги-складочки под глазами от бесконечной бессонницы и усталости было видно даже в полумраке. Зэт был хмур, и его подавленное настроение, кажется, передавалось всему вокруг. Часы тикали едва слышно, боясь нарушить вязкую задумчивую тишину. Полосы света от фар проезжавших мимо машин робко пробегали по серому потолку. Из соседних квартир доносились приглушенные голоса. Ветерок, как пронырливый кот, скребся в старые оконные рамы, пытаясь пробраться в комнату.