— Наверное?
Я все еще не открывал глаза. Может быть, так я надеялся избежать проблем и неудобств хотя бы на пару минут. Хотя их все равно не хватило бы, чтобы отдышаться и одуматься, переосмыслив все происходящее.
— Он странный, ты заметил…
Это был не вопрос, это было утверждение, я в этом был уверен, это не могло вызывать сомнений.
— Даже для человека, который потерял память, — согласился друг.
Я услышал, как он аккуратно скребет ложкой по стенкам кружки, пытаясь выловить листики заварки, и представил, что это стеклянный колокольчик, висевший у выхода во внутренний двор в старом доме бабушки, где я бывал в детстве. Лето тогда было жарким, но не изнуряло так, как в последнее время. Легкий ветерок разгонял застоявшийся воздух и заставлял колокольчик примешивать к шуму оживленной природы тихий звон. Мне нравилось сидеть на порожках, наблюдать за фигурками соседей, мелькавшими в заборных щелях, есть мороженое и играть с бело-рыжей бабушкиной кошкой.
Такие приятные моменты выпадали крайне редко. Обычно, когда я приходил с мамой, бабушка сторонилась меня, даже почти не разговаривала. Но если имел наглость заявиться один, то ругалась без устали, а порой даже не впускала. Бабушка ненавидела моего отца и меня в придачу. И все же, начав жить отдельно, я считал своим долгом иногда заходить к родственнице. Я приносил ей фрукты, которые бабушка сама себе почти не покупала, и много-много разного чая, ведь она его любила. Бабушка же продолжала от встречи к встрече поджимать губы и подчеркнуто вежливо, но с холодком отвечать на любые мои фразы. Да и меня жажда общения в последние годы обычно не распирала. Я проверял состояние техники и мебели, общую обстановку в доме, спрашивал о здоровье, помогал, если что-то требовало моего вмешательства, и торопился покинуть негостеприимное жилище.
— Вот бы и мне так, — вздохнул я. — Иногда хочется забыть жизнь, которой я живу, и все то, что успел в ней сделать.
— Не надейся, Мамо, память не так легко потерять по щелчку. Скорее всего, она просто будет понемногу слабеть, слабеть, и в какой-то момент ты поймешь, что не можешь вспомнить, куда положил свою вставную челюсть. Верно, Зэт?
Мое сердце замерло, и я открыл глаза. Зэт любопытствующим изваянием замер у стола напротив нас, не решаясь сесть на стул. Он чувствовал себя неуютно, влезая в разговор, хотя Каэдэ уже не первый день пытался вытянуть его из спальни, чтобы пообщаться.
Зэт слабо, но искренне улыбнулся и кивнул парню, соглашаясь с его словами. Каэдэ же улыбался как-то коварно, и мне оставалось только гадать, как давно в разговоре появился третий участник, и как много он успел услышать.
— Так, как Зэту, не многим везет, — продолжил друг. — Необычно, должно быть, не помнить, кто ты. Можно ведь оказаться кем угодно…
Мы с брюнетом переглянулись. Разговора о его личности не заходило с тех пор, как я назвал парня Зетом, просто как-то не приходило в голову рассуждать об этом.
— Ты ведь можешь быть сыном какого-нибудь нефтяного магната, например, — Каэдэ приложил палец к губам и устремил задумчивый взгляд куда-то в окно за моей спиной. К этому времени солнце давно спряталось, а бледная луна была едва заметна на темном небе, усеянном пухлыми тучами и редкими первыми звездочками. — Или, может быть, ты сбежал из какой-нибудь лаборатории, где ученые ставили над тобой опыты.
Зет тихо-тихо засмеялся, дернув плечами, и отвел взгляд. Да, было в нем что-то от подопытного, спорить трудно, но все же такой вариант всем показался слишком маловероятным, хотя и захватывающе интересным.
— А может быть, ты, действительно, призрак с фонариком? М?
— Может быть, — пожал плечами Зэт. — Но тогда я должен был исчезать по вечерам, ведь уже три девушки пропали с тех пор, как я здесь.
Я задумчиво почесал подбородок. Действительно, в жертвы к Фонарику записали уже еще трех девушек. Все они пропали вечером или ночью. Я, конечно, не следил целыми ночами за своим гостем, но был почти уверен, что он не высовывался из квартиры ни на минуту, даже близко к двери не подходил. Если бы он гулял по ночам по подворотням, я бы это заметил. Я сидел и пытался припомнить хоть один случай, когда я не мог бы с уверенностью сказать, что Зэт у меня. Ничего такого не вспоминалось.
Получается, что мой гость не может быть тем призраком?
А если он исчезал незаметно, просачивался сквозь стены, например, как-то влиял на мое сознание, чтобы я не замечал его отсутствия, или просто оставлял что-то вроде клона?
— Да, да, понял… — между тем сказал Зэт, — должно быть, там просто безумно красиво ночью, когда они горят.
— Что горит? — удивленно спросил я, оторвавшись от своих мыслей.
— Забудь, — отмахнулся Каэдэ, не желая прерывать их милую и мечтательную беседу для объяснений.
— Что горит? — повторил я, обращаясь уже к Зэту.
— Фонари.
Я посмотрел в окно, немного подумал и возразил:
— Ничего они не горят…
— В парке, — пояснил Зэт, — ночью…
— Ты тако-о-ой задумчивый в последнее время, — с улыбкой протянул Каэдэ, подпирая щеку ладонью и с хитрым прищуром глядя на меня. — Ты меня пугаешь. Много думать вредно, ты это знаешь?
— Ну вас с вашими фонарями…
— Что? Даже не хочешь сходить в парк и посмотреть на новые фонари? Их только на днях установили, — с усмешкой спросил друг, уже догадываясь, какой получит ответ, поэтому даже не дожидаясь его. — А Зэт вот хочет. Сколько можно сидеть взаперти? Человеку нужен свежий воздух, нужно пройтись, размять ноги…
— А я что, мешаю, что ли? — раздраженно ответил я. Ненавижу, когда люди указывают мне на ошибки, о которых я и сам знаю, упрекают или дают советы, которые мне не нужны. Каэдэ любил этим заниматься. Чисто из вредности, чтобы мне досадить. — Зэт свободный человек и может гулять, куда ему вздумается.
— Начина-а-ается, — продолжал растягивать слова мой друг, я хмуро посмотрел на него исподлобья. Каэдэ улыбнулся и пододвинул ко мне плетеную миску с конфетами в знак примирения. — Я серьезно, Мамо. Людям ведь необходимо выходить на улицу…
— Не лезь со своей шваброй в комнату, где я уже помыл полы, — наиграно сурово сказал я, недовольно поджав губы и прищурив глаза.
— Чего? — через смех еле смог выдавить из себя друг.
— Мы с Зэтом как раз собирались завтра прогуляться к детективу, — пояснил я. От моих слов парень напрягся, опустив взгляд и нерешительно потянув край футболки. Я знал, что получу примерно такой результат — парнишка испугается и не захочет составлять мне компанию. Но Каэдэ был прав… поэтому именно его, Каэдэ, присутствием я и собирался воспользоваться. Надеялся, что при нем Зэт не сможет отказаться. — Верно?
Парень робко кивнул, чувствуя, что спорить ему бесполезно.
========== Часть пятая ==========
Не спорил он и на следующее утро, пока я подыскивал ему в своем гардеробе что-нибудь вместо превратившейся в рваные лоскуты куртки, ведь идти в одной футболке парень не мог — на улице уже похолодало.
Он просто читал новую книгу и молча терпел, когда я просил его встать, чтобы прикинуть, подойдет ли ему очередная находка. Парень был намного ниже меня, тоньше, совсем худой и хрупкий, а из-за того, что я предпочитал свободную одежду, которая и мне зачастую была на размер-два больше, то все мои вещи были ему катастрофически велики. Свисавшие до колен рукава, конечно, можно было закатать, но низ толстовки, эти самые колени накрывавший, все же казался мне перебором.
На поиски чего-то подходящего я убил, наверное, полчаса. Мой старый мешковатый красный свитер неуверенно сидел на тонкой фигурке Зета, постоянно сползая с одного плеча. Но все же…
— Ммм, нормально, — заключил я, не желая больше возиться с одеждой.
Зет едва заметно кивнул, не убирая ладоней с голой шеи. Немного поразмыслив, я расковырял ворох шарфов и шапок на верхней полке высокого скрипучего шкафа, стоящего в спальне, и укутал парня в какое-то подобие то ли палантина, то ли шарфа, которое вообще непонятно откуда взялось в моем доме, зато безразмерно огромное, очень теплое и неожиданно мягкое, с декором в виде рваных дыр. Теперь и свитер казался уместным, будто парень просто любит гранж, Нирвану и независимость от чужого мнения.