Среднего роста и достаточно стройный, он казался тощим из-за выпирающих ключиц и острых акромионов, неестественно отведенных назад, как будто мужчина все время пытался свести лопатки вместе. Вот только украшенная татуировками шея по-лебединому тянулась вперед, и создавалось впечатление, что он хочет нагнуться к собеседнику, но не может. Из-за всего этого рабочий халат на нем сидел, откровенно говоря, как на вешалке, образуя глубокую складку-драпировку от одного плеча к другому, через грудь.
Его образ тоже почти не поменялся со времен активности нашей банды. Разве что он стал чуть старше и еще таинственнее. Лицо стало более угловатым и острым, а взгляд — не таким открытым.
— Кота себе завел, — неохотно отозвался я, решив, что друг не мог рассказать всю историю, а лишь случайно проговорился о «каких-то переменах».
— Что за порода? — Рёхей стал деловито перекладывать папки с документами из одного ящика стола в другой, чтобы избавить начавшего нервничать гостя от своего пристального взгляда.
— Я не уверен пока…
— Британский дымчатый, — громко хмыкнув, заключил Рёхей. Мужчина встал, взял с полки пепельницу, вытряхнул ее содержимое в мусорное ведро и поставил обратно, но садиться после этого не стал.
— Ты его видел, что ли? — удивленно пробормотал я, задумавшись и, признаться, не найдя никакого внешнего сходства между Зэтом и вышеупомянутой породой. Должно быть, мужчина имел в виду что-то другое.
— Вы же вместе пришли…
— Но у тебя же нет окон в кабинете.
— Но это же я — пожав плечами, ответил Рёхей. Невероятная проницательность была его отличительной чертой, из-за этого его даже экстрасенсом иногда называли. Так и было, хоть он и отшучивался, не соглашался. Готов поспорить, он проводил вскрытия лишь потому, что так принято и этого требовала его работа, но всегда заранее знал, от чего и как умер поступивший к нему в отделение человек. Но, конечно, ответственно вскрывал, надрезал, распиливал, осматривал, изучал, измерял, взвешивал, относил в лабораторию срезы органов и вообще делал все то, что положено делать любому обученному патологоанатому на рабочем месте. — Пошли на улицу, а то после встречи с моим «детем» твой «кот» рискует остаться без хвоста.
Я огляделся и понял, что Хиро успел незаметно выскользнуть из комнаты, видимо, сообразив, что говорим мы отнюдь не о домашнем любимце.
Когда мы вышли во двор здания, Хиро, действительно, с любопытством разглядывал Зэта, делая вид, что выбрасывает мусор. Тот неуверенно переминался с ноги на ногу и старался не смотреть в сторону блондина.
— Я же сказал, — хмыкнул Рёхей, доставая из кармана своего белого халата сигарету.
Хиро и Зэт тут же с разных сторон подтянулись к нам, заставив патологоанатома еще раз усмехнуться и замолчать.
— Ты ведь знаешь, о чем я пришел спросить… — сказал я, сам себе этим напомнив знакомого детектива. Я сделал шаг в сторону, подпихнув и Зэта. Что-то мне подсказывало, что он никогда не был курильщиком.
— Догадываюсь, — буркнул мужчина, с интересом проследив за этой сценкой, и снова замолчал.
— Тело той девушки с пустыря доставили к тебе?
— Женщины, — автоматически поправил патологоанатом. — Да. Хочешь посмотреть фото? — он усмехнулся, когда я торопливо замотал головой. — Да, ее доставили в морг как раз в мою смену, так что вскрывать бедняжку пришлось именно мне.
— И что… что ты можешь сказать?
— Убийство, — почему-то тихо рассмеялся патологоанатом. Это создавало впечатление, что за время работы в морге мужчина окончательно утратил жалость к людям и стал видеть в них исключительно мясо на костях, требующее детального изучения и описания. Как добродушный деревенский мальчишка, за годы вынужденной подработки на местной скотобойне, превратившийся в хладнокровного мясника. — Она умерла от сильного удара по голове… Думаю, убийца толкнул женщину, от чего она ударилась о стену или что-то в таком роде…
— Это твое личное мнение? — осторожно спросил я. Рёхей кивнул, поняв туманный намек. — А что-нибудь еще?
— Об убийце?
— Я его знаю?..
— Кажется, да…
По моей спине пробежали неприятные мурашки, как полчище многоножек, щекочущих и кожу своими мерзкими тоненькими лапками, и сознание одной мыслью, что они по тебе ползают. В голове крутились мысли, за которые я не мог толком ухватится. Когда Зэт осторожно коснулся кончиками пальцев своей шеи, отвернувшись в другую сторону, я почувствовал, как внутренности сковало холодом. Даже в глазах на какое-то мгновение потемнело. Я снова видел темную подворотню с яркой чертой света от фонарика. Вдохнув поглубже, чтобы справиться с наваждением и вернуться в реальность, я невнятно замычал, не зная, что сказать.
— Я не вижу в последних годах ее жизни родственников или близких друзей. Да, есть несколько знакомых. Они связаны какими-то общими делами, но не выдадут себя, залегли на дно, опасаясь за собственные шкуры, — Рёхей пожал плечами, будто ответив сам себе, что, да, ничего не поделать. — И больше никого…
— Совсем?
Такое фатальное одиночество меня настораживало. Должно быть, у совершенно одиноких людей иногда возникает ощущение, что кроме них на Земле нет никого. Таким же одиночкой казался и Зэт.
— Как я понимаю, ее муж умер несколько лет назад. После этого она и изменилась.
— Ты так много о ней видишь…
— Я видел кровавое месиво, получившееся из ее мозгов, — холодно вставил врач, понимая, к чему я клоню.
— И, тем не менее, не видишь, кто ее убил, — все же закончил я свою мысль. — Почему?
— Эта женщина много раз пыталась покончить с собой. И убийство стоит для меня в одном ряду с теми попытками. Как будто, знаешь, как будто… она сама виновата в том, что случилось. Просто ей кто-то помог.
— Это была ее просьба?
— Не совсем. Скорее, — мужчина вздохнул и задумчиво пожевал губу, подбирая слова, — она осознанно нарывалась на подобный исход.
Я задумался, а холодный ветер резким порывом растрепал волосы и даже заставил зажмуриться. Он с азартом шумно перебирал листву на деревьях, выискивая первые пожелтевшие листочки, чтобы с тихим шуршанием разбросать их по еще совсем серым, почти не тронутым яркими красками осени дорожкам. Так осень заявляла о себе, о том, что пришло ее время устанавливать свои порядки. Ведь сентябрь уже подходил к концу, а горожане до сих пор жили последним днем лета, застряв в его атмосфере из-за того происшествия.
— Откуда шрам? — достав еще одну сигарету, спросил мужчина, поняв, что я не в состоянии продолжить разговор.
— Да так, — я прикрыл рукой тонкую красную полоску, пока еще остававшуюся на щеке, — поцапался с одной местной шавкой…
— Ммм, — патологоанатом посмотрел на Зэта, видимо, поняв, что без его участия не обошлось, а тот аккуратно на пальцах показал ему цифру семь. Рёхей подавился дымом, выронил сигарету и глухо закашлялся.
— А я давно говорю, что пора бросать, — вставил свое тихое нравоучение Хиро, недовольно поднимая окурок и бросая его в ведро.
— Я всегда знал, Мамо, что ты отчаянный. Но, прости, никогда бы не подумал, что ввяжешься в такое дело ради кого-то.
Фраза была ужасающе знакомой. Как и мысль, вложенная в нее. Я хмуро посмотрел на приятеля.
— Ну, правда, — в его голосе появились какие-то жалостливые нотки, он виновато улыбнулся и продолжил, не очень старательно изображая заботу, — один против семи. Лидер, вы совсем себя не бережете… Вас же могли серьезно ранить! Какое счастье, что обошлось…
Обошлось…
Меня даже передернуло от этого слова.
Почему-то именно его я помнил из того вечера. Именно на нем Рёхей сделал акцент.
— Значит, ты все же иногда выпускаешь на волю того юнца. Это верно, он часть тебя. Только держи его под контролем…
— Держу, — уверенно сказал я, все же не понимая, правильно ли разобрался, о чем он.
— Ты сильно изменился, — с какой-то даже улыбкой сказал он.
— Изменился? — осторожно спросил я. Многие мне это говорили. Я и сам это говорил. Но новое мнение мне было интересно. — И как? Я стал хуже?