Девушки еще с минуту пообменивались традиционными в таких случаях охами и причитаниями в духе «как страшно жить» и «куда катится мир», а после Юкки с каким-то плохо скрываемым азартом уточнила:
— А ее целиком закапали или расчленили?
Я не сдержался и усмехнулся. Девушка резко повернула голову, тряхнув прядками жестких ядовито-розовых волос, хищно посмотрела на меня. Не дождавшись испуганных извинений, да и вообще хоть какой-то реакции, она разочарованно покачала головой, видимо, в очередной раз убедившись в моей безнадежности, и вернулась к собеседнице.
— Так что?
— Целиком, — нечаянно разочаровала ее подруга.
— А-а-а… — протянула девушка-фуксия, как будто даже потеряв часть интереса к жертве ночного маньяка.
Я снова прыснул.
— Мамо, — вспылила Юкки, решительно хлопнув ладошкой по столику, заставив ложечки на блюдцах испуганно звякнуть, на что другие посетители кафе не обратили совершенно никакого внимания. Все были еще слишком сонные, чтобы хоть как-то реагировать на окружающий их мир. Это были просто спящие на ходу тела, которые чисто на автомате забрели сюда, выпить кофе перед работой. Как и мы трое. — Что смешного ты видишь в этой ситуации?
— Тебя, — прямо ответил я, откладывая газету и серьезно глядя на Юкки. — Ты чуть слюнями не капаешь от восторга, но всё равно пытаешься притвориться, что напугана и сочувствуешь убитой, — я повернулся к ее подруге, бездумно попивавшей свой кофе. — Кто она вообще была?
— Жертва? — девушка неопределенно пожала плечами. — Никто из родственников не объявился, да и друзей не нашлось. Впрочем, слухи ходят… Говорят, что, возможно, она была, ну… скажем так, не совсем приличной… и уважаемой в обществе особой, — путано пролепетала она.
— Проститутка, что ли?
Шатенка поперхнулась и робко кивнула, отставляя чашечку с латте в сторону и заливаясь румянцем.
— Ясно. Поэтому о ней ни слова в газетах. Ведь в нашем городе такого просто быть не может. Самого такого явления ведь не существует.
— Думаешь, правительство решило замять это дело? — Юкки отставила в сторону пустую чашку от горячего шоколада и стала что-то искать в сумочке, постоянно поднимая на меня взгляд, чтобы показать, что она терпеливо ждет ответа, и отмолчаться мне никак не удастся.
— Возможно, но уже не получится, — скривился я, — на каждом углу обсуждают эту новость. Такая мощная волна слухов принесет им нестерпимую головную боль. Придется что-то предпринять. И уж поверь, они смогут использовать это удачно для себя.
Юкки на мгновение отвела взгляд, но тут же взяла себя в руки, и я подумал, что, возможно, в душе она со мной полностью согласна.
— Главное — чтобы убийцу нашли, — нечетко проговорила девушка, глядя в крохотное зеркальце и подкрашивая пухлые губки.
— Главное — чтобы нашли настоящего убийцу, — поправил я.
Юкки со звонким щелчком закрыла украшенное объемными цветами зеркальце, аккуратно спрятала его в маленькую сумочку вместе с помадой, коснулась кончиками пальцев своей зачесанной назад челки и, склонив голову к плечу, от чего украшения в ее прическе едва слышно зашуршали пластиковыми лепесточками, устало уставилась на меня. Как на человека, который упрямо несет несусветную чушь, совершенно не желая слушать умную и разумную девушку, пытающуюся научить глупого приятеля премудростям жизни.
— Полагаешь, администрация станет откровенно врать нам? — приподняв изящную, тонко выщипанную бровь, с сомнением спросила Юкки.
Ее позиция, как обычно, была мне не ясна. Юкки часто заводила меня в тупик. Я не мог понять, что она думает, ведь зачастую это никак не было связано с тем, что она мне говорила. И я даже не мог толком определиться, врет она мне или просто рассуждает, прикидывая варианты и пытаясь убедить в чем-то саму себя.
Нет, Юкки не была глупой, как многие почему-то решали, едва с ней познакомившись. Красивая еще не значит глупая. Другое дело, что Юкки и сама зачастую притворялась наивной дурочкой. А я на правах друга детства был удостоен чести лицезреть ее реальное «я».
В жизни часто бывает так. Рядом с самой красивой и популярной девушкой вечно вертится этакий наглый, по ее мнению, тип, считающий себя умнее других, опять же по ее личному мнению, один единственный совершенно равнодушный к ее обаянию тип, который ей самой всё же не безразличен. Для Юкки таким субъектом был я. Я слишком хорошо знал подругу, чтобы верить ее очаровательной улыбке. Знал все ее недостатки. Может быть, не все, но мне уже хватало. Поэтому со мной она была невероятно честная и искренняя — всегда прямо говорила всю гадость, которую обо мне думала.
Поэтому я и выслушивал все ее мысли, совершенно в них теряясь.
— Полагаю, они найдут, какую выгоду извлечь… — я постарался выбрать наиболее нейтральную фразу, не желая углубляться в рассуждения о честности правительства. Популярное кафе на шумной улице явно было не самым подходящим местом для подобных разговоров. А Юкки — не самым желанным собеседником. Мне даже стало казаться, что она специально пытается вытянуть из меня всю черноту, окутывавшую мои мысли об администрации города. Как шпион, работающий на государство, много лет втиравшийся в доверие, чтобы разжиться неоспоримыми доказательствами и обзавестись поводом, чтобы убрать неугодного мятежника с глаз долой. Если подумать, будь Юкки как-то связана с государством, полицией, тайными службами или подобной ерундой, я бы давно поплатился за свои мысли и дела. Она знала слишком много… Я подумал и тихо добавил: — Посмотрим.
На этом разговор и был неожиданно закончен. Юкки первой встала из-за стола, закинула на плечо лямку сумочки и зашкрябала тоненькими шпильками по уличной плитке, торопясь на работу под очередной рассказ подруги. Она выглядела здорово, трудно спорить. Высокая и сложная прическа с украшениями. Струящаяся и воздушная, сплетенная из складок, рюш и бантиков кофточка с налетом романтики великой эпохи изысканного рококо. И легкая, завораживающая походка. Впрочем, это ничего не меняло в моем к ней отношении.
Я дождался своего счета и огорченно зарычал — Юкки не заплатила за горячий шоколад, и его вписали мне. А вот это уже меняло мое и без того не очень-то высокое мнение о подруге не в лучшую сторону.
***
Ковыряясь в аппаратуре на студии, я даже не думал, чем может закончиться для меня первый день осени в этом году. Я просто пытался привести в рабочее состояние очередные наушники в очередной раз убитые очередным излишне эмоциональным зазвездившимся радио-ведущим во время очередного приступа гнева по очередному одному ему понятному поводу. Чинил наушники и вообще ни о чем не думал, думать было откровенно лень — я слишком устал за эту неделю.
Юкки забежала в комнатку только вечером, чтобы торопливо попрощаться и сказать, что домой пойдет одна. Я ничего не ответил, думая, что проще будет связывать истеричного парня по рукам и ногам во время эфиров, чем вечно чинить после него аппаратуру. От этой мысли я зябко передернул плечами, на что Юкки удивленно хмыкнула, накинула на меня снятый еще утром пиджак и выпорхнула за дверь.
Ходить домой одному мне не было скучно, как наивно полагала Юкки. Просто спокойно. Без лишних разговоров и без лишних нервов.
И в тот вечер я этим спокойствием наслаждался. Я задержался допоздна, поэтому чувствовал себя совершенно измотанным, еле-еле плелся вдоль домов, даже не обращая внимания на призраков-прохожих. Когда стемнело, огни в многоэтажках высветили внутренности квартир, их жизненно важные органы, вроде дышащих пряным ароматом специй кухонных шкафчиков, немного спешащих настенных часов в разноцветных рамках, манящих обманчивой пустотой темных дверных проемов. Я просто наблюдал за вялым течением их жизни. Пока в одной из подворотен не услышал голоса. Гомон и громкий смех. Я насторожился — всё это казалось ужасно знакомым.