Следующие две фазы, тесно связанные и переходящие одна в другую,—это возникновение государства как такового и формирование гражданского общества (750-500 гг.). Государственная власть в это время перестает быть личным делом или достоянием части общества, она абсолютизируется, обретает самостоятельно-предметный характер и заметно расширяется. Начало этому, собственно, было положено уже в родовом государстве, когда знать устранила царскую власть и распределила ее полномочия по избранным из своей среды должностным лицам. Но теперь, в связи с выступлением новых слоев гражданского общества, процесс расширяется: совершаются перемены в военном деле (учреждение гоплитского ополчения и внедрение тактики фаланги), вводится правильная всеобщая система повинностей, формируются и укрепляются правовые нормы. И творцом всех этих нововведений является новое, гражданское общество.
Здесь тоже у Хейса многое остается неясным. В силу каких причин из сельского материка выделяется городское поселение, которое становится административным центром, местом средоточения государственной власти? В чем заключались причины развития и утверждения гражданского общества? На эти вопросы ясных ответов в работе Хейса мы не найдем. Но опять-таки показательно, что разрешение этих фундаментальных проблем его не очень-то и интересует. Его взор приковывает прежде всего и главным образом судьба греческой аристократии, этой, в его изображении, носительницы древнейших и основополагающих ценностей.
Интересующий его вопрос Хейс, следуя опять-таки в русле идей Берве, формулирует так: в какой степени на своей заключительной стадии, т. е. в пору становления городов-государств и формирования гражданского общества, архаическая эпоха утратила заглавные свои черты, т. е. перестала быть собственно архаической? С первого взгляда кажется очевидным решительный разрыв с традициями высокой архаики, поскольку сосредоточение политической жизни в новых городах-государствах разрушало прежнее состояние национального единства, пусть даже только в сфере культуры, а возвышение гражданства ослабляло позиции знати. Однако, указывает Хейс, не следует упускать из виду, что новые тенденции и новые формы рождались на древней почве, из унаследованного материала. Свершалось сложное взаимодействие начал нового и древнего, гражданского общества и государства — со знатной личностью (или сословием), так что архаическая эпоха и на этой своей стадии не теряла совершенно древнего характера.
В качестве характерного примера Хейс, прямо уже вослед Берве, приводит старшую тиранию. Эта раннегреческая тирания родилась в разгар социальных смут, столкновений демоса со знатью и, хотя не была собственно или повсеместно демократической формой, много сделала для сокрушения аристократии и подъема гражданства (особенно среднего и мелкого крестьянства). Вместе с тем, подчеркивает автор, эта старшая тирания в целом ряде аспектов была продолжением аристократического порядка. Тирания непосредственно возникала из распрей знати, да и сами тираны, за немногими исключениями, были знатного происхождения. Их правление нередко носило семейный, клановый характер. Политика определялась их личными интересами, подтверждением чему могут служить, в частности, династические браки и породнение с другими властителями. Замечательна также опора тиранов на традиционные связи знати в греческом мире и следование традиционным аристократическим представлениям, что отражалось в их участии в общегреческих празднествах и состязаниях, и проч.
Последней рассматривается проблема особенной интенсивности внешнеполитической жизни архаического общества —и вне Эллады, где это проявлялось в широкой колонизационной экспансии, и в ней самой, в межгосударственных отношениях, отличавшихся особой изменчивостью и пестротой.[28] Здесь, в зыбкости политического климата в самой Греции, свою роль сыграли такие факторы, как рыхлость формирующегося полисного государства и широта инициативы аристократической личности, пускавшейся во всевозможные авантюры; затем, непрерывные внутренние смуты, сопровождавшие формирование гражданского общества, когда непрерывно призывами о помощи создавались условия для стороннего вмешательства; наконец, с середины VI в. давление персов на малоазийские и островные греческие общины. Следствием всего этого была в греческом мире общая неустойчивость положения: непрочность мирных отношений, практическая непрерывность и повсеместность военных действий, частая смена местожительства (подчас даже целыми общинами) и проч.