Завершая этот краткий обзор идей Аристотеля, заметим, что оценку им полиса как совершеннейшего вида человеческого сообщества надо целиком отнести на счет его собственного политического мировоззрения, вполне обусловленного природою того мира, в котором он жил. Тем не менее данное Аристотелем определение полиса как политического сообщества граждан, под которыми разумеются свободные люди, наделенные имущественной и политической правоспособностью, является по существу правильным, как правильны и другие более частные наблюдения философа над особенностями полисного строя — об исконном двояком характере собственности, равно как и о нормативном значении демократии.
Так или иначе, своими изысканиями Аристотель бесспорно наметил то главное русло, по которому пошла теоретическая мысль и античности и нового времени, интересовавшаяся темой полиса. А интерес к этой теме оказался весьма прочным. От классической эпохи он был унаследован временем эллинизма — постольку, поскольку эллинские или эллинизированные города оставались важными элементами безгранично расширившего свои пределы античного мира. Скажем точнее: наряду с греко-македонской армией они стали важной опорой для новых, возникших вследствие завоевания греками Востока территориальных монархий, так что по крайней мере проблема взаимодействия царской власти с полисом должна была приобрести весьма актуальное звучание.[5]
Более того, интерес к полису не ограничился собственно греческою почвою, но перешел и к римлянам. В Риме республиканского времени этот интерес стимулируется очевидным сходством социально-политической организации римлян и прочих италиков — их гражданской общины, civitas — с полисом греков. И недаром на закате римской республики у Цицерона тема гражданской общины вновь оказалась трактована во всей ее полноте. При этом замечательно самое восприятие Цицероном гражданской общины как особого вида человеческого сообщества, существующего наряду с единствами общечеловеческим, племенным и семейным, но еще более —оценка им, прямо вслед Аристотелю, этого вида общения как наиболее драгоценного для человека (ср.: De off., I, 17, 53 и 57).[6] Впрочем, и позднее, в период все вобравшей в себя Римской империи, тема civitas, а соответственно и полиса не исчезла совершенно с горизонта политической мысли, ибо поглощенная империей городская гражданская община продолжала оставаться важной структурообразующей единицей античного общества, с которой центральная власть обязана была вести более или менее конструктивный диалог.
В новое время, как только кончился период идеализированного эстетски-эрудитского отношения к античности и началось осмысление места и роли античности в историческом процессе, а соответственно и ее особенностей как цивилизации, вновь встал вопрос о полисе. Приоритет здесь принадлежал той национальной школе, которая решительнее всех порывала с традициями академического эрудитства и устремляла взор к острой социальной интерпретации истории, — французской школе. Бенжамен Констан, Анри Валлон и Фюстель де Куланж каждый по-своему содействовали новому рождению концепции полиса.
Б. Констан в речи «О свободе древних в сравнении со свободой новых народов» (1819 г.)[7] впервые поставил вопрос о принципиальных отличиях цивилизаций античности и нового времени. Если в античности малые размеры государств, непрерывные войны и широкое использование рабов обусловливали широкую политическую активность граждан, их прямое участие в управлении государством, но именно в лице их гражданского целого, в жертву которому нередко приносились интересы личности, то в новое время, наоборот, большие размеры государств, развитие предпринимательской деятельности и обслуживание производства свободными людьми ограничивают непосредственное участие граждан в политике, делают необходимым представительное управление, но зато повышают возможности личной свободы и личного благополучия. Очевидная политическая обусловленность такого подхода к проблеме, буржуазный пафос утверждаемых Констаном идей представительного управления и личной свободы не должны снижать значения самого развитого им исторического воззрения. Его выступлением не только заново был возбужден интерес к общественной жизни античных народов, но и указана важная ее особенность — преимущественное значение коллективистического, общинного начала.
5
Правда, интерес к этой теме прослеживается скорее в политической литературе предэллинизма, в творчестве писателей IV в. до н. э. Ксенофонта, Исократа и того же Аристотеля. По поводу первых двух см.: Фролов Э.Д. Огни Диоскуров. Античные теории переустройства общества и государства. Л., 1984. С. 135 слл.; для Аристотеля: Доватур А. И. 1) «Политика» и «Политии» Аристотеля. С. 37 слл. 326 слл.; 2) «Политика» Аристотеля. С. 45 слл.; Кошеленко Г А. 1) Восстание греков в Бактрии и Согдиане 323 г. до н. э. и некоторые аспекты общественно-политической мысли Греции IV в. до н.э.// ВДИ. 1972. №1. С. 59-78; 1) Аристотель и Александр (к вопросу о подлинности «Письма Аристотеля к Александру о политике по отношению к городам» // ВДИ. 1974. №1. С. 22-44; 3) Градостроительная структура «идеального» полиса (по Платону и Аристотелю)// ВДИ. 1975. №1. С. 3-26. — Труднее судить о развитии этого сюжета в литературе собственно эллинистического времени, поскольку она практически не сохранилась. Что, однако, можно извлечь из имеющихся остатков,—об этом можно судить, например, по следующим опытам: Hammond М. City-State and World State in Greek and Roman Political theory until Augustus. Cambridge (Mass.), 1951; Sinclair T.A. A History of Greek Political Thought. London, 1951.
6
Подробнее о взглядах Цицерона на полис-цивитас см.: Утченко С. Л. Политические учения Древнего Рима. М. 1977 С. 25-27
7
Constant В. De la liberté des anciens comparée à celle des modernes// Constant B. Collection complète des ouvrages etc. T IV. Paris; Rouen, 1820. P 238-274.