Начать надо с того, что, безусловно, является реальностью. Это — самое существование эсимнетии как известного политического института, подтвержденное античной традицией, в частности и документальной, помимо Аристотеля. Действительно, существование эсимнетии как ординарной полисной магистратуры высокого ранга хорошо засвидетельствовано для классического и эллинистического времени. У ионийцев эсимнеты были высшими должностными лицами, нередко эпонимного характера. Из надписей нам известны, в частности: в Теосе — эсимнет в качестве высокого должностного лица (Ditt. Syll.3,I, №38, после 479 г. до н.э.), в Милете — эсимнет мольпов в качестве №272 и 322, содержащие списки эсимнетов мольпов за 335/4 - 314/3 и 313/2-260/59 гг.), на Наксосе —два эсимнета в качестве эпонимных магистратов (ibid., III, №955, рубеж IV—III вв.). У дорийцев эсимнеты являются в роли дежурной части государственного совета, аналогичной афинским пританам. В таком качестве они засвидетельствованы надписями, в частности в Мегарах (ibid., II, №642, около 175/4 г.) и ее колониях, в том числе и в дочерней колонии — в основанном переселенцами из Гераклеи Понтийской Херсонесе Таврическом (JOSPE, I[215], №352 и 690, где упоминается проэсимнет, т. е. председатель коллегии эсимнетов, II в. до н.э.). По-видимому, были эсимнеты и у эолийцев, в частности в малоазийской Киме, где, согласно свидетельству Аристотеля в «Кимской политии», эсимнетом назывался (высший?) магистрат (Aristot., fr. 524 Rose3).[216]
Таким образом, нет оснований сомневаться в реальности существования эсимнетии в сравнительно поздние классическую и эллинистическую эпохи. Однако в нашем распоряжении имеются данные, которые позволяют выявить элементы гораздо более древней природы этого института. Так, обнаруживается связь эсимнетии с позднемикенским-раннеархаическим временем по линии политико-религиозной. Это —два свидетельства Павсания: передаваемая им этиологическая сага об Эсимнии (τό Αίσύμνιον) — гробнице героев в мегарском булевтерии, будто бы сооруженном после свержения древней царской власти при посредстве некоего Эсимна (Αισυμνος) (Paus., I, 43,3), и другое сохраненное им предание о древнем, еще до дорийского вторжения в Пелопоннес, культе Диониса Эсимнета в Патрах (в Ахайе) (ibid., VII, 19, 6; 20, 1-2; 21, 6). Если первое свидетельство Павсания позволяет заключить о явлении эсимнетии в качестве особого политического института на смену древней царской власти на исходе микенского времени, то второе подсказывает предположение о бытовании эсимнетии в качестве высшей теократической власти в собственно микенскую эпоху (ср. ситуацию с пилосским ванакой, в котором тоже находят теократическое качество).[217]
Но можно обнаружить связь эсимнетии и с еще более глубинными временными пластами по линии религиозно-агональной. Это, прежде всего, уже использовавшиеся свидетельства надписей об эсимнетах мольпов в Милете. В особенности важна надпись 450/49 г. с текстом принятого корпорацией мольпов постановления, которое регулировало проведение важнейших религиозных церемоний (Ditt. Syll.3, I, №57). Милетские мольпы (буквально — «певцы», а точнее — исполнители ритуальных песен и плясок), как считают специалисты, — институт древнейшего религиозно-атонального корня, приобретший в историческое время также и политическое значение. Сопоставление эпиграфических свидетельств об эсимнетах мольпов в Милете с упоминанием у Гомера об эсимнетах — девяти избранных народом судьях танцевальных состязаний юношей у феаков (Od., VIII, 258-260), делает весьма вероятным заключение о связи эсимнетии в древнейшую, доисторическую эпоху с первобытным ритуалом инициативного агона.[218]
Таким образом, оказывается возможным как установление природы и, во всяком случае, принципиальной линии развития, так и определение самого понятия эсимнетии. Развитие шло, по-видимому, от обязанности устроителя-судьи в инициативном агоне через должность судьи в любом состязании или споре к правильной магистратуре с широким спектром власти. Что же касается понятия эсимнетии, то оно, очевидно, сложного состава. Первый корень, скорее всего, αΐσα, что значит «судьба», «(пред)определение», «(справедливая) доля». Второй определяется по-разному: μνα-, ср. μιμνήσκειν — «помнить», или νέμειν «разделять», «уделять», или наконец, ύμνος — «песнь», «гимн».[219] Так или иначе, в слове «эсимнет» отчетливо проступает исконное значение «блюститель права», что вполне соответствует усвоенной эсимнетом функции судьи. В итоге складывается представление о древнем, традиционном, авторитетном, но вместе с тем и консервативном институте судьи-устроителя, вполне способного к выступлению, в частности, и в роли социального посредника в критический момент смуты.[220]
215
Gschnitzer F. Aisymneten// Lexikon der Antike. IV. Geschichte. Bd I. München, 1971. S. 93.
216
Для правильного истолкования свидетельства Аристотеля, сохраненного в двух позднейших переложениях, ср.: Доватур А. И. «Политика» и «Политии» Аристотеля. М.· Л., 1965. С. 269; Berve H. Die Tyrannis bei den Griechen. I. S. 91; II, S.571-572.
217
О пилосском царе-ванаке см.: Полякова Г. Ф. Некоторые черты социально-экономического устройства греческих обществ II тыс. до нэ. // Античная Греция. T. I. М., 1983. С. 62-64.
218
Для суждения о древних корнях института эсимнетии ср. также: Luria S. Kureten, Molpen, Aisymneten// AAAH. T XI. 1963. Fase. 1-2. S. 31-36, где, однако, проскальзывает скептическое отношение к аристотелевской концепции архаической эсимнетии. «Аристотелевское толкование этого имени как обозначения экстраординарного законного руководителя государства, — говорится мельком в конце статьи, — отражает лишь позднейшее словоупотребление и не находит подтверждения в исторических фактах» (с. 35).
219
Первый вариант находим, например, у В. В. Латышева и А. Маннцманн, второй — у И. Тёпффера, третий — у С. Я. Лурье.
220
Сходный путь рассуждений — у А. Маннцманн, которая вдобавок указывает на отличную историческую параллель — институт судей в древнем Израиле.