Свою конституцию Ликург, по преданию, представил спартанцам после посещения Дельфийского оракула в качестве своеобразных рекомендательных изречений божества, ретр, которые позднее бережно сохранялись в Спарте. Плутарх в биографии Ликурга приводит текст так называемой Большой ретры, содержащей предписания относительно государственного строя, и текст этот своим архаичным, трудным для понимания языком выдает глубочайшую древность самого документа: «Воздвигнуть храм Зевса Силланийского и Афины Силланийской. Разделить на филы и обы. Учредить тридцать старейшин с вождями совокупно. От времени до времени созывать собрание меж Бабикой и Кнакионом, и там предлагать и распускать, но господство и сила да принадлежат народу» (Plut. Lycurg., 6, 2, литературный перевод С. П. Маркиша).
В новое время вокруг личности и законодательства Ликурга развернулась дискуссия. Значительная часть исследователей отказывается верить античному преданию: в Ликурге хотят видеть персонаж древней легенды, иногда даже божество, а его законодательство признают творением ряда позднейших поколений, по эфора Хилона включительно (556/5 г. до н.э.).[224] Мы должны признаться, что не разделяем этого скепсиса новейших критиков и на прямой вопрос, отчего в консервативной и отсталой Спарте реформатор-устроитель типа Солона явился на два века раньше, чем в Афинах, могли бы ответить указанием именно на более примитивный характер дорийской общины. Говоря яснее, мы считаем, что в условиях насильственного обоснования дорийцев-завоевателей в Лаконике и форсированного превращения их общины в классовое, рабовладельческое общество потребовалось немедленное и всеобъемлющее устроение государства, вылившееся в создание строго-корпоративного рабовладельческого единства — общины равных, гомеев. Это устроение в жестком стиле очень скоро должно было обернуться консерватизацией всего общественного быта в Спарте — окончательно, быть может, после реформ Хилона в середине VI в. до н.э. если только есть нужда в предположении таких реформ.[225]
Но вернемся к нашему перечню. В Балканской Греции к числу ранних законодателей относятся еще Фидон в Коринфе и Филолай в Фивах, оба выступившие еще в 1-й половине VII в. до н.э. и оба трактовавшие больной вопрос о землевладении граждан, одинаково добиваясь того, чтобы количество земельных наделов и соответственное число граждан всегда сохранялось на одном, неизменном уровне (о Фидоне Коринфском, которого следует отличать от одноименного аргосского царя, см. Aristot. Pol., II, 3, 7, р. 1265 b 12-16; о Филолае — ibid., II, 9, 6-7, р. 1274 а 31-Ь 5).[226]
Из периферийных примеров важны выступления Залевка в Локрах Эпизефирских (в 662 г., по Евсевию, см.: Enseb. Chron., II, p. 185 Karst) и Харонда в Катане (несколько позже, по-видимому, уже в конце VII в. до н. э.). Обоим традиция приписывает составление сводов письменных законов, посвященных главным образом вопросам судопроизводства, охране гражданской собственности и нравственности (важнейшие источники — Aristot. Pol., II, 9, 5, p. 1274 а 22-31; IV, 9, 10, p. 1296 а 18-21; Ael. V h., III, 17; о Залевке см. также: Aristot., fr. 548 Rose3, из «Локрской политии»; Ephor, ар. Strab., VI, 1, 8, р. 259 и 260 = FgrHist 70 F 139; Polyb., XII, 16; Diod., XII, 19, 3-21, 3; о Харонде — Aristot. Pol., II, 9, 8, p. 1274 b 5-8; IV, 10, 6, p. 1297 a 20-24; Diod. XII, 11, 3-19, 2).[227] С аналогичного рода законами выступил и Питтак в Митилене (рубеж VII-VI вв. до н.э.), о котором мы уже упоминали в связи с темой эсимнетии (о его законах см.: Aristot. Pol., II, 9, 9, p. 1274 b 18-23; Cic. De leg., II, 26, 66).[228]
Но самым замечательным оказался афинский опыт, на котором нам и надлежит остановиться подробнее. Уже Ф. Энгельс указывал на образцовое значение афинского примера. Завершая в «Происхождении семьи, частной собственности и государства» очерк становления классового общества и государства в Афинах, он писал: «Возникновение государства у афинян является в высшей степени типичным примером образования государства вообще».[229] И действительно, нигде так ярко не обозначились заглавные линии исторического развития, приведшего к утверждению античного рабовладельческого общества и государства, как в Афинах. Это в равной степени относится и к тому, составившему суть развития, социально-политическому кризису, который древние обозначали понятием «стасис» (смута), и к важнейшим этапам его преодоления. Одним из первых таких этапов явилось законодательство Драконта. Оно несомненно стояло в связи с усилившейся в Афинах после смуты Килона политической напряженностью и, надо думать, отражало стремление формирующейся демократии ограничить твердо фиксированными правовыми нормами самоуправство правящей знати. Показательно при этом, что сам Драконт был знатным человеком: в 621/20 г. он осуществил свою акцию в качестве одного из девяти архонтов, которые были высшими должностными лицами в архаических Афинах и назначались из числа знатных и богатых людей (ср.: Aristot. Ath. pol., 3, 1 и 6). Драконтом был составлен свод письменных законов для текущего судопроизводства. При этом особое внимание он обратил на улаживание личных распрей и в этой связи — на ограничение древнего права кровной мести, а также на защиту утверждавшейся частной собственности (см.: Andoc., I, 81-83; Aristot. Pol., II, 9, 9, p. 1274 b 15-18; Ath. pol., 4, 1; 41, 2; Euseb. Chron., II, p. 186 Karst, под 621 г.; ML, №86 —афинский декрет 409/8 г. до н.э. с новой публикацией закона Драконта о непредумышленном убийстве).[230]
224
Резко критическая позиция в отношении античной традиции, сопровождаемая доказательством мифичности Ликурга, представлена в работах: Wilamowitz-Moellendorff U. v. Homerische Untersuchungen (Philologische Untersuchungen. VII). Berlin, 1884. S. 267-285; Meyer Ed. Forschungen zur alten Geschichte. Bd I. Halle, 1892. S.211-286; Beloch K. J. Griechische Geschichte. 2. Aufl. Bd I. Abt. 1-2, Strassburg, 1912-1913 (1, S. 350; 2, S. 253-256); Kahrstedt U. Lykurgos (7)// RE. Bd XIII. Hbbd. 26. 1927. Sp. 2442-2445, и др. — Соотнесение радикальной реформы общественного строя в Спарте с более поздним временем, и в частности с 1-й половиной VI в. до н.э. (тезис о перевороте VI в.), проводится в работах: Dickins G. The Growth of Spartan Policy// JHS. Vol. XXXII. 1912. P. 1-26; Wade-Gery H.T. The Growth of the Dorian States // CAH. Vol. III. 1925. P. 558-565; Ehrenberg V Neugründer des Staates. München, 1925. S. 5-54 (с указанием на возможную роль Хилона как действительного законодателя, а заодно и первого творца легенды о Ликурге), и др. Эта точка зрения разделяется и некоторыми отечественными учеными. См.: Лурье С. Я. История Греции. 4.1. Л. 1940. С. 176-181; Андреев Ю. В. 1) Спарта как тип полиса. С. 211 слл.; 2) К проблеме «Ликургова законодательства». С. 33 слл.— Однако ни раньше, ни особенно в последнее время не было недостатка и в сторонниках позитивного отношения к древнему преданию, в защитниках историчности реформатора Ликурга. См.: Toepffer J. Beiträge zur griechischen Altertumswissenschaft. Berlin, 1897. S. 347-362; Niese B. Herodot-Studien// Hermes. Bd XLII. 1907. S. 440-449; Hammond N. G. L. The Lycurgean Reform at Sparta // JHS. Vol. LXX. 1950. P. 42-64; Chrimes K. M. T Ancient Sparta. New York; Aberdeen, 1952. P. 305-347; Michell H. Sparta. Cambridge, 1952. P 22 ff.; Huxley G. L. Early Sparta. London, 1962. P. 37 ff.; Forrest W G. The Date of the Lykourgan Reforms in Sparta// Phoenix. Vol. XVII. 1963. P. 157-179, и др.
225
Хилон относился к кругу древних мудрецов (см.: Her. I, 59; VII, 235; Plat. Protagor. p. 343 a; Plut. De aud. poet. 14, p. 35 f.; Diog. L., praef. 13; I, 3, 69-73), и с ним, возможно, было связано усиление власти эфоров внутри Спартанского государства (Diog. L., I, 3, 68) и, несомненно, — проведение антитиранической политики вовне (Pap. Rylands, 18 = FgrHist 105 F 1), но в остальном он остается фигурою достаточно туманною. Ср.: Kiechle F. Chilon (1) // Der Kleine Pauly. Bd I. 1979. Sp. 1146.
227
См. также: Mühl М. Die Gesetze des Zaleukos und Charondas // Klio. Bd XXII. 1929. H. 1. S. 105-124; H. 4. S. 432-463; Dunbabin T.J. The Western Greeks. Oxford, 1948. P. 68-75.
228
См. также: Schachermeyr F. Pittakos // RE. Bd XX. Hbbd. 40, 1950. Sp. 1862-1873; Berve H. Die Tyrannis bei den Griechen. I. S. 93-95; II. S. 574-575.
230
Важны также новые специальные исследования: Ruschenbusch Е. Phonos. Zum Recht Drakons und seiner Bedeutung für das Werden athenischen Staates // Historia. Bd IX. 1960. H. 2. S. 129-154; Stroud R. 1) Drakon’s Law on Homicide (Univ. of California Publications. Vol. III). Berkeley; Los Angeles, 1968; 2) The Axones and Kyrbeis of Drakon and Solon (Univ. of California Publications. Vol. XIX). Berkeley; Los Angeles, 1979.