Следуя на запад от верховий Сунгари и Ляохэ по границе внутреннего континента, сухопутная дорога зверей обходила верховья ряда рек, впадающих в Желтое море, а затем шла вдоль реки Хуанхэ. Эта река была пограничной, отделявшей равнины внутреннего континента от приокеанских междуречий Китая. Вероятно, в прошлом вдоль этой реки и её притоков могли постоянно кочевать животные, время от времени спускавшиеся на водопой.
Поднимаясь на Тибетское нагорье, пограничная дорога обходила верховья Янцзы. Следуя далее на запад по границе внутреннего континента, можно было обойти верховья Меконга, Салуина и других рек, впадающих в Южно-Китайское и Андаманское моря. Здесь в высокогорьях открывались сухопутные входы в междуречья Китая и Индокитая, расположенные близко друг от друга. На расстоянии в несколько десятков километров от истоков Янцзы расположены истоки Салуина. Расстояние же между их устьями равно нескольким тысячам километров, а на территории, заключенной между этими реками, находятся земли восточной Бирмы (Мьянмы), Таиланда, Лаоса, Камбоджи, Малайи, Вьетнама, провинций Южного Китая. Здесь на границе внутреннего континента в горах Тибета открывался путь, который вел к самой южной точке азиатского континента — мысу Пиай, расположенному на первом градусе северной широты. Через узкие участки суши, расположенные между верховьями великих рек Восточной Азии, животные могли попасть в южную часть Маньчжуро-Китайской подобласти и в восточную часть Индо-Малайской области.
Выйти из междуречий Китая и Юго-Восточной Азии, не пересекая рек, возможно лишь высоко в горах. Видимо, лишь редкие стихийные бедствия могли заставить зверей этих мест преодолевать столь тяжелый путь, и этим объясняется своеобразие животного мира этих регионов. Это обстоятельство способствовало образованию там уникальной фауны. Но в животном мире этих стран были представлены многие породы зверей из разных стран и континентов Земли. Значит, геофизические преграды не были абсолютно непреодолимы.
В дальнейшем путь на запад по южной границе внутреннего континента по Тибету и Гималаям мог привести животных к небольшому отрезку суши между истоками Брамапутры и притоками Инда, по которому можно было пройти на Индостансккй полуостров и в западную часть Индо-Малайской зоогеографической обнести. Неприступные горы внутреннего континента и широкие водные потоки почти полностью отделяли индостанский субконтинент от других территорий, поэтому природа этого региона уникальна. Однако наличие многих схожих видов животных Индо-Малайской области и Эфиопской показывает, что их предки могли не только преодолевать значительные расстояния, но также высокогорные перевалы.
Характерно, что заросшие лесами районы в предгорьях Гималаев — Тераи, которые представляют собой полосу от верховьев Инда и его притоков до Ассама, издавна стали естественным заповедником диких животных. Вот как на основе имевшихся у него данных XIX века описывал Тераи Майн Рид: «Большая часть Терай покрыта лесами и джунглями… Тигр, индийский лев, пантера и леопард, чита и другие крупные кошки кишат в их густых зарослях; в лесах обитают дикий слон, носорог, гайял; на покрытых густой травой полянах пасутся замбар и аксис». Такое же изобилие животных, вероятно, можно было наблюдать в далеком прошлом в верховьях притоков Инда и вдоль этой реки.
Путь вдоль течения Инда приводил зверей к Иранскому нагорью, по которому они могли следовать самыми разнообразными путями вплоть до границ Средиземноморской зоогеографической подобласти.
На территории юго-западного Ирана путь животным на запад сдерживали реки Карун, Керхе и Тигр, которые были такими же пограничными, как Хуанхэ и Инд. Звери могли кочевать вдоль их берегов, а, обогнув их верховья, могли попасть либо в междуречья Карун-Керхе и Керхе-Тигр, либо в Месопотамию. Последняя представляла собой гигантскую естественную ловушку для зверей между текущими параллельно друг другу Тигром и Евфратом.
Если же звери обходили естественные ловушки, то они попадали на Армянское нагорье, а оттуда к излучине реки Кызыл-Ирмак и другим рекам центральной Турции. Обойдя верховья рек Анатолии и приблизившись к средиземноморскому побережью, звери выходили в степи и пустыни Сирии и Аравии. По окраине этих земель можно было пройти вдоль реки Нахр-эль-Аси (Оронгт) к горам Антиливана. Перевалив через них в районе Баальбека и обойдя верховья Иордана и Нахр-эль-Литани, сухопутная дорога спускалась на территорию нынешнего южного Ливана, а затем современного Израиля. Далее в Африку можно было проникнуть в обход небольших рек, впадающих в Средиземное море, и лишь в ту пору, когда земли южной Палестины и Синайского полуострова являлись степями, а не песчаной пустыней, как ныне. Так, преодолевая немалые трудности долгого и тяжелого, порой безводного пути, животные могли пройти от Японского и Желтого морей до Красного и Средиземного морей и оказаться на пороге Африки. Соответственно и звери Африки могли проделать такой же путь в обратном направлении.
Скорее всего многие животные останавливались в пути, забредая в междуречья или выходя на одну из широких промежуточных площадей. Одной из таких площадей были земли Аравин к Сирии. Передвижение животных за пределы этой площади ограничивали воды заливов Индийского океана, Красного моря и рек Евфрата, Иордана и ряда других.
Несмотря на возможные остановки в междуречьях или в степях соединение южно-азиатского пути с африканскими сухопутными дорогами позволяло животным Африки перемещаться в Южную Азию. Южно-азиатские же звери получали свободный доступ в Африку. Поскольку эти регионы Земли получали и в давние времена наибольшую порцию солнечной радиации, то их флора и фауна, еще не потревоженная вмешательством человека, была самой обильной на планете. По этой причине южная евразиатская магистраль и участок трансафриканской дороги, ведущий из Африки, могли быть самыми оживленными на Земле. В пользу того, что многие животные передвигались по этому пути, говорит сходство фауны тропической Африки и Южной Азии.
Кроме того, на эту дорогу выходили и остальные сухопутные артерии Земли. Фактически путь от верховьев Сунгари и Ляохэ или от Приморья и Кореи до Восточно-Африканского нагорья Кении служил животным планеты центральной сухопутной дорогой. По отношению к ней остальные сухопутные дороги зверей были периферийными. В ходе перемещений животных Африки и Евразии по центральной сухопутной дороге совершалась самая активная биогенная миграция атомов. По этой причине центральную магистраль можно считать географической осью развития биосферы на земной суше.
(См. карту ״Звериные тропы Евразии״.)
К северу от центральной магистрали по территории Евразии проходила другая трансконтинентальная магистраль, являвшаяся самой длинной сухопутной звериной дорогой мира. Ее средняя часть совпадала с северной границей внутреннего континента. В отличие от южной евразийской магистрали северный путь не был столь оживленным, так как он соединял земли, получавшие весьма скромную дозу солнечной радиации, а поэтому здесь флора и фауна были беднее. Кроме того, во время последнего оледенения этот путь был перекрыт ледниками, и лишь 12–14 тысяч лет назад он стал от них освобождаться. Таяние льдов заняло тысячелетия, а затем прошло еще несколько тысячелетий, прежде чем стали высыхать водные бассейны, образовавшиеся талыми водами. Пока они не высохли, движение по большей части этого пути было невозможным.
Однако эта сравнительно новая транспортная магистраль стада самой длинной в мире, а ее значение возрастало по мере потепления. По ней можно было пройти посуху всю Северную Евразию от мыса Дежнева до Гибралтара. Начинаясь от Берингова пролива, северный путь обходил реки, поднимался на хребты северо-востока Евразии, порой приближаясь к Охотскому морю. Обойдя верховья Селенги и Шипки и их притоков, северный путь выходил к внутреннему континенту и соединялся с его северной границей.