Он достал и перечитал письмо брата: брат описывал все подробности. Участвуя во взятии Брянска, он выскочил со своими танками в район железнодорожного депо и увидел, что в их районе все сожжено, на месте их дома построены немцами блиндажи и дзот, а глубокая траншея огибает сад. Сосед справа, машинист Глумов, сказал ему, что мать и отца нашли обожженными около дома. «Знаешь, брат, как стоял я там, на том месте, все думал: нет страшнее памяти об ушедшем. Не езди туда, я едва опомнился…»
Капитан сложил и спрятал письмо; оно уже по сгибам протерлось, а все не могло сказать ничего другого. Когда среди учебы выбирался час досуга, он снова брался за письмо, его тянуло посмотреть на место, где был их дом и где он решил в будущем построить снова такой же, стать самому отцом и жить с женой среди детей и внуков.
Закончив ученье в школе, он все-таки поехал в Брянск. Вышел около разбитого вокзала и пошел по шоссе вниз, под уклон, к своей усадьбе. Издали увидел он место, где был дом, где был сад: дом сгорел, яблони все были вырублены, торчали высокие пни; рубили их, видно, под снегом.
Березки, которыми они с отцом еще в детские годы капитана обсадили участок, тоже были порублены. Две-три тоненькие гнулись на осеннем ветру, как прутики. Углом по двум сторонам сада тянулась глубокая траншея, она осыпалась кое-где, и через нее были намощены две доски. Капитан быстрым глазом разведчика заметил, что из колодца на старом месте берут воду: по глине наплескано. Подошел ближе — по траншее вьется из старого, немецкого еще дзота дымок.
Кто же живет в земляном этом дзоте? Капитан Грибанов спрыгнул в траншею и пошел по ней ко входу в дзот. Открыл дверь — темно, и в полутьме наклоняется к печи круглой, гладко причесанной седой головой женщина… мать!
Капитан задохнулся, шагнул вперед и спрашивает:
— Матушка, кто здесь живет?
Отвечает женщина:
— А вы кто такой?
— Тут темно, — говорит капитан, и голос у него дрожит, — выйдите во двор, поглядите.
Вышла во двор, худощавая, добрая, смотрит и не может узнать: капитан-то шесть лет не был дома. Рукой козырьком прикрыла глаза от света.
— Не признаю я…
Да вдруг как заплачет и кинулась ему на грудь. И капитан плачет, как ребенок.
— Мамаша, когда же? Как отец помер?
— Отец живой. Он в депо, скоро ужинать придет.
— Да неужели же он там снова работает?
— А как же? Только сердцем болеет: ему ведь семьдесят два! Ты ложись-ка на отцову кровать, притаись, я его подготовлю.
Капитан лег и не может собраться с мыслями: все, что произошло с ним только что, кажется ему сном. Будто снится ему, что старые корни их рода уцелели в земле. Смотрит он около себя на стену земляную: «Вот где они, корни крепкие нашего рода!»
Слышит: отец в это время заговорил с кем-то у двери.
— Ты чего невеселый? — говорит. — Головы, брат, никогда не вешай!
Мать шепнула капитану:
— Это он, Володя, с петушком разговаривает. Петушка и двух курочек из деревни принесли.
Отец вошел, осмотрелся.
— Мать, — говорит, — кто это у меня на постели лежит?
— Военный один попросился переночевать.
— Ну-ка, — говорит, — погляжу на военного! — Отдернул одеяло и говорит: — Отцовское сердце не обманешь. Здравствуй, Владимир, дорогой мой сын!
И обнялись все втроем.
Полночи просидели, переговорили все. Оказывается, и младший Грибанов после ранения с месяц тому назад был проездом в деревне, недалеко от Брянска. Он зашел к дяде узнать, кто цел, кто жив-здоров? Открыл дверь… «и повалился мне в колени, — рассказывала мать. — Я к ним как раз ходила за петушком этим». Так старики узнали, что дети их живы.
Рассказал отец, как они уцелели. Он был на работе, когда услышал сигнал тревоги. Выходил из депо вместе со всеми рабочими, немного бы еще помедлили — не вышел бы никто: депо разбили. А мать испугалась, побежала к отцу, так они и встретились на дороге и пошли в дальнюю деревню к отцову брату. Там и жили, пока немцев не выгнали из Брянска. Глумов и ошибся, не видя их в городе. В стороне железнодорожного депо немцы устроили оборону; дома и деревья — все пошло на блиндажи и траншеи, порубили и сад их.
— Но дерево-то наше родимое не защитило их, проклятых, — сказал отец.
Утром рассматривали сад. От вырубленных яблонь отростки пошли. Отец шел и говорил сыну:
— Если близко у корня ствол срезан, отростки все равно надо прививать, а ты гляди: здесь везде ствол остался выше, чем на пол-аршина, тут и прививки не потребуется, будут хорошие яблони.