Как это нам уже известно, этические системы отдельных народов, как правило, различаются между собою; при этом эти особенности вызваны разными способностями, во-первых, творить этические нормы, а, во-вторых, различием способностей в поиске и наказании нарушителей нравственных правил, отчего наказание за один и тот же вид проступка у разных народов требует различных затрат сил, времени и средств, а у других народов эти затраты оказываются столь значительны, что превышают общественную пользу таких норм и последние по этой причине отбрасываются, как бы это ни было противно вере.
Только в том случае, когда вместе соединяются две указанные способности, с одной стороны, и желания людей совершить нравственный проступок, в надежде, что это будет не замечено или он не будет пойман и предан суду общественности, с другой, только тогда этический кодекс может быть сформулирован обществом. Если бы не было лиц готовых совершить преступления, то моральная система народа никогда бы не приняла свою законченную форму. Этого то и не могут понять многие писатели, такие как Кант, с его доброй волей, долгом и императивом или как Бентам, требующего во всех случаях и поступках следовать общественному благу.
Таким образом, если не только близоруко рассматривать непосредственные последствия отдельных дурных поступков для их жертв или общества, но и видеть отдаленные последствия всей их совокупности, то нельзя не прийти к заключению об их насущной необходимости. Ведь истинным злом является не человеческий эгоизм или склонность людей к порокам и обману, а слабая способность к изобличению и наказанию виновных. Именно от этой способности зависит как структура самого этического кодекса, так и число, и виды совершаемых нарушений.
Глава XI
Пороки, прогресс и эволюция
Помимо всего сказанного выше, существуют еще два положительных влияния, получаемых человечеством от эгоистического стремления многих людей к совершению нравственных преступлений. Во-первых, без пороков не только не может быть создан любой этический кодекс, но и что не менее важно последний не способен развиваться под влиянием изменений в условиях жизни. В действительности, эгоизм и пороки способствовали изменениям в морали европейских народов, случившимся за несколько последних столетий, таких как: осуждение работорговли, отмена пыток и смертной казни и иным в высшей степени гуманным переменам.
Во-вторых, что гораздо важнее, совершение нравственных преступлений и поиск преступника представляют собою виды деятельности, которые, по-видимому, являются чрезвычайно важными для развития человеческого интеллекта в ходе жизни человека, и в ходе эволюции. Ранее я уже говорил о том, что Хэмфри и Александер независимо друг от друга пришли к пониманию того, что именно деятельность направленная на понимание поведения окружающих, обманы и их раскрытия ускоряли развитие человеческого мозга. В отсутствии нравственных преступлений человеческий интеллект не только бы прекратил свое эволюционное развитие, но и, вероятно, начал деградировать. В итоге это привело бы, не к обществу всеобщего счастья, как это наивно полагают моралисты и проповедники, а к снижению способности создавать универсальные и справедливые нравственные нормы и одновременно ослабило способность к поиску преступников, ведь в этом случае в ней отпала бы всякая практическая необходимость. В результате всего этого этические системы стали бы более примитивны, снизился бы уровень обезличенного доверия, а общества погрязли бы в насилии и пороках.
Обусловленная биологией эгоистическая природа человека не может быть отменена никакими проповедями, единственное разумное решение – контроль и использование эгоизма на благо прогресса. Совершенно очевидно, что непонимание эгоистических истоков нравственности и диалектической связи между указанными двумя видами нравственного искусства народов способствует множеству заблуждений. Вследствие всего сказанного, данную главу будет уместно закончить словами Оскара Уайльда: «порок – это элемент прогресса» и Франса Кафки: «То, что мы называем злом, является всего лишь неизбежностью в нашем бесконечном развитии».