— Не ври себе. Сочиняешь для чего? Чтобы услышали, что ты хочешь сказать людям, чтоб оценили, наконец…
— Наверное да.
— А себе самому хочешь что-нибудь сказать? Говори людям то, что хочешь сказать себе самому.
— Говорить с другими, как с самим собой, получается?
— Что-то вроде того. И мысли научись выбирать сам. Постоянный процесс творения: строишь каркас из мысли, потом она материализуется. Но не сразу. Хрупкий каркас должен превратиться в арматуру. Ты сам вкладываешь энергию в это. Вон смотри, рельсы на которых я стою, видишь?
Бар старался разглядеть рельсы со шпалами и куда они проложены.
— Вот, куда ты лезешь. Какая разница что там дальше. Ты тут смотри, что сейчас думаешь, то и будет потом, понимаешь, как это все хитро устроено. Не беспокойся что там. И под ноги не смотри.
— Как-то странно мне, что ты …
— А ты не думай. Просто посмотри на меня. И сделай хотя бы один шаг в небеса. У тебя получится…
Бар поднял голову, прищурил глаза. Освещение на подъемном кране показалось мерцающей звездочкой. Со строительной площадки городские силуэты показались живыми. Многоэтажки, в окнах которых то зажигался, то гас свет, смахивали на огромных великанов. «Интересно что это за здание, напоминающее гильотину. Не замечал раньше. А может почудилось… Не знаю кто ты, друг или враг, но я благодарю тебя…», — думал Бар. Город вздохнул. Вон там в той высотке живет его любовь, вернее жила… Ветер усилился. Бару хотелось, чтобы с этим ветром улетели все его печали и боль. Хотелось вздохнуть полной грудью. Захотелось обнять весь мир. Крикнуть людям, как он их любит…. Глупо…. Злоба, застрявшая глубоко внутри, сжалась в комочек и ощетинилась. Затем тихо растаяла. Покой. Безмыслие. Ти-ши-на… И в этой тишине Бар услышал музыку. Она струилась отовсюду, она была продолжением дорог, она просачивалась сквозь здания, она окутывала автостоянки, она срывалась с крыш домов, она взмывала в небеса… Над городом поднялась перламутровая дымка. Очертания зданий смягчились и стали пластичными. Город показывал себя с разных сторон, в разных измерениях и временах. Близился рассвет. Начали оживать, словно городские вены, проспекты и маленькие улочки…
Добравшись до дома, едва скинув мокрую ветровку, Бар схватил карандаш и стал записывать слова будущей песни. Это был разговор с собой.