В тот момент, в середине 1940-х годов идеи этих книг мгновенно привлекли внимание прежде всего потому, что были созвучны страхам и тревогам мира, измученного призраком гитлеровского национал-социализма и угнетённого возведением «железного занавеса» в Европе в начале холодной войны. Но их воздействие на политическое сознание, особенно в США, нельзя объяснить одной только резкой критикой европейских форм тоталитаризма. Хайек и Мизес, в частности, апеллировали к глубоко укорененным в американском обществе стереотипам сугубого индивидуализма, опасения и недоверия по отношению к власти государства. «Открытое общество» Карла Поппера пользовалось вниманием по другим причинам. Его концепция «частичных социальных преобразований» отражает готовность ранних неолиберальных мыслителей в 1940-х годах пойти на компромисс с явно враждебным окружением, в котором они себя видели. Поппер наметил базовый уровень государственного вмешательства, особенно в сфере образования, которое могло бы способствовать развитию человечества путём инноваций, проб и ошибок. Он считал, что если не в отношении средств, то в отношении мотивов он солидарен с большинством социалистов, и причислял либералов, прогрессистов и социалистов к одному «гуманитарному лагерю».
О таких соглашениях с коллективизмом никогда не помышлял Мизес, отрицавший Новый курс безоговорочно. Не одобрял их и Хайек. Но несомненно, что позиция Поппера представляла собой крайний пример готовности пойти на определённые компромиссы с нарождающимся социальным государством ради главной цели — рыночного общества (правда, такой примирительный подход почти совершенно не характерен для более поздних версий неолиберальной мысли)[64]. Таким образом, три главные работы, опубликованные одна за другой на протяжении года в конце войны, представляли собой расцвет раннего неолиберализма, перекрёстно опылённого в межвоенный период в Австрии, Германии, Франции, Англии и США. Однако хотя этот ранний неолиберализм внешне вполне узнаваем, он существенно отличался от того, что стало считаться неолиберализмом в конце столетия. Для ранних неолибералов характерно стремление преодолеть недостатки как теории laissez faire, так и Нового курса. Позднейшие неолибералы были склонны абсолютизировать нерегулируемый рынок в духе чикагской школы и гораздо резче выражали своё неприятие социального государства и государственного вмешательства в экономику.
Вклад Хайека, Мизеса и Поппера основывался на научных дискуссиях в Европе и США в 1930–1940-е годы (Хайек и Мизес участвовали в них лично), главным предметом которых было сопоставление достоинств централизованного планирования и свободного рынка как организационных принципов экономическое деятельности в обществе[65]. Своими выводами они подрывали концептуальные основы того, что впоследствии будет считаться послевоенным устройством, — веру прогрессистов и социал-демократов в коллективные решения социальных проблем, их оценки истории и политической мысли, превознесение организационной структуры, бюрократии, которая взялась решать такие проблемы, как бедность и нужда.
Поппер предпринял анализ истории политических идей, который показал, каким образом «коллективистская» мысль Платона, Гегеля и Маркса укоренилась в западной философии. В результате были утрачены подлинные основания западной цивилизации — индивидуальная свобода и индивидуальный разум. Мизес разоблачил бюрократический менталитет, который, по его мнению, разрушал источники человеческой инициативы, заключенные в индивидуализме и стремлении к прибыли. Хайек предложил исследование политической и экономической жизни, которое развивало темы, затронутые в работах Мизеса и Поппера, и показывало, на какой скользкий путь, по мнению Хайека, вступило западное общество, допустившее посягательства и вмешательства государственной бюрократической машины. Индивидуальная свобода, считал Хайек, поставлена под угрозу.
Можно упомянуть ещё ряд произведений того времени, которые тоже оказали влияние на формирование неолиберализма. «Хорошее общество» (1937) Уолтера Липпмана стало вдохновителем коллоквиума Уолтера Липпмана. Либертарианские романы Айн Рэнд «Источник» (1943) и «Атлант расправил плечи» (1957) оказали влияние в числе прочих и на будущего главу Федерального резерва Алана Гринспена. «Человеческая деятельность» (1949), magnum opus[66] самого Мизеса, статьи чикагского экономиста Генри Саймонса (о них речь пойдёт в следующей главе) и «Экономика за один урок» (1946) Генри Хэзлита — всего лишь некоторые из возможных примеров. Но именно книги трёх австрийских эмигрантов сыграли главную роль в организации согласованного нападения на прогрессистский «либерализм» и социальную демократию.
64
Действительно, как отмечает в своей статье Бен Джексон, ранние неолибераллы, такие как Хайек и Поппер, никогда не имели намерения совершенно потеснить государство, хотя это и было желательно. Напротив, они имели в виду сильное государство, которое обеспечило бы установление и поддержание правил конкуренции. В этом отношении неолиберальная становится программой преобразования роли государства для новой цели: защиты рыночной системы. См.: Ben Jackson, «At the Origins of Neoliberalism: The Free Economy and the Strong State, 1930—47» (
65
Мизес, например, вступил в известную «дискуссию о социалистическом расчёте» с социалистами, в частности с Оскаром Ланге, по поводу того, может ли современное индустриальное общество сохранить жизнеспособность после преобразования по социалистическому плану. Хайек, после неудачных попыток развенчать теорию Кейнса в начале 1930-х годов, повёл атаку на централизованное планирование в статье 1936 г. «Экономическая теория и знание»; за ней последовал ряд статей, которые нашли своё завершение в публикации «Дороги к рабству» в 1944 г. Переехавший в 1937 г. в Новую Зеландию Поппер оказался в некоторой изоляции, но именно в этот период написал два своих главных труда по этим дискуссионным проблемам, «Открытое общество и его враги» и «Нищета историцизма».