В своей переписке Хайек и Поппер постоянно затрагивали тему языка и терминологии. Но суть их дискуссии затуманивается широтой понятия «свобода». Поппер, например, использует его, чтобы выделить то, в чём, по его мнению, они с Хайеком согласны: «Я тоже считаю, что наши приоритеты в принципе одни и те же: мы за индивидуализм (я употребляю термин в моём значении), за свободу как необходимое условие всего остального и против псевдонауки, догматизма и дилетантского радикализма. Думаю, я могу полностью присоединиться к вашим словам, что мы ведём общее сражение на разных фронтах, и высоко ценю ваше замечание, что мой подход (и терминология), возможно, привлекут внимание «определённой аудитории», рациональная дискуссия с которой прискорбно затруднена»[159]. Современный читатель этих писем, будет, вероятно, удивлён тем, какое значение придаётся в них таким расплывчатым понятиям, как «индивидуализм» и «свобода». Не вполне понятно, действительно ли Хайек и Поппер вкладывали в них одинаковый смысл. Словно предвосхищая это недоумение, Хайек писал Попперу (когда они обсуждали варианты названия «Открытого общества»): «К сожалению, сейчас почти необходимо избегать в названии слова «свобода», — слишком уж много чепухи преподносили под ним в последние годы»[160]. Если Хайека волновал общий сдвиг западной политики в сторону коллективизма, но Поппера больше заботило любое воспроизведение условий для появления тоталитаризма. Когда они обсуждали французского философа и социолога Огюста Конта, Поппер объяснил Хайеку, в чём он видит настоящую проблему: «Поборники науки, я думаю, встают в тупик отнюдь не перед той идеей, что человечество в какой-то мере способно контролировать собственную судьбу или самосовершенствоваться (как это делали многие люди, особенно если мы будем толковать это понятие в духовном смысле). Скорее, они осознают своё бессилие перед холистическим гипертрофированием этой идеи, столь ошибочным и столь неприемлемым в силу своей истерической жажды власти. Я уверен, что мы согласны в этом вопросе»[161]. Таким образом, согласно Попперу, неприемлемыми и опасными многие левые утопические проекты делает их тоталитарный потенциал. Убеждение, что человек способен улучшить свою жизнь, само по себе похвально и важно, но нужно умерить его притязания сообразно тем скромным средствам, которые имеются в нашем распоряжении для достижения подобной цели.
Несмотря на все эти нюансы позиций Хайека и Поппера, совершенно ясно, что в период 1940-х годов они были максимально близки, особенно если сравнить их взгляды с убеждениями Джона Мейнарда Кейнса, большого друга и идейного оппонента Хайека. Кейнс тесно сотрудничал с американцами в разработке планов послевоенного устройства, в том числе вместе с Гарри Уайтом готовил Бреттон-Вудскую денежную систему. Когда Кейнс прочитал «Дорогу к рабству», он с полной откровенностью написал Хайеку, что, по его убеждению, интеллектуально одарённые и морально безупречные специалисты могут создать «хорошее общество»[162]. Кейнс считал, что представление Хайека о человеческой природе, по всей видимости, не оправдалось, — особенно в США, которые Кейнс рассматривал как величайший испытательный полигон для идей и реальной жизни после Второй мировой войны, как лидера развитого мира. Не желая расставаться с идеей эффективного государства, Кейнс суммировал свою позицию в следующих известных строках: «То, что нам нужно, это восстановление правильного морального мышления, возвращение к надлежащим моральным ценностям в нашей социальной философии. Если бы вы только смогли направить ваш крестовый поход в этом направлении, вы не выглядели бы и не ощущали бы себя этаким Дон Кихотом. Наверное, я могу упрекнуть вас в некотором смешении моральных и материальных вопросов. В сообществе, которое думает и чувствует правильно, опасные действия можно совершать вполне спокойно, но если их совершают те, кто думает и чувствует неправильно, это будет дорога в ад»[163].
161
Поппер — Хайеку, 7 февраля 1944 г., Popper Papers. В этом письме Поппер изложил любопытный взгляд на историю идей:
162
Несмотря на многочисленные идейные разногласия, Хайек и Кейнс были друзьями; когда во время войны Лондонскую школу эвакуировали в Кембридж, Хайек поселился у Кейнса.