Я попытался ходить и сделал удивительное открытие. Я упал — но настолько плавно и мягко, что боли не было. Освоившись, я обнаружил, что могу прыгать до потолка! Но через полчаса накатила космическая болезнь. Я почувствовал тошноту, ужасное ощущение падения, и унылую, невыносимую боль в голове. Я был слишком болен, чтобы есть — или даже сидеть — когда стюард принес нам пищу в большом вакуумном контейнере.
К нам зашел корабельный врач — полный, доброжелательный человек, с прищуренными глазами и небольшими рыжими усами. Он смеялся и шутил с моим отцом, и говорил со мной, одновременно измеряя мою температуру. Доктор насыпал мне какого-то горького порошка, который надо было запить стаканом воды, и велел мне лечь спать, что я и сделал, чувствуя себя совершенно несчастным, потому что я слишком болен, чтобы слушать его разговор с родителями.
Когда я проснулся, я почувствовал себя немного лучше, хотя меня мучила свинцовая, пульсирующая боль в голове. Она преследовала меня еще много дней, пока мой мозг не привык к меньшей силе тяжести. К тому времени Валенсия украсила стены картинками и безделушками.
Через день или два, которые можно было различать только по часам и приходам стюарда с концентратами в тубах, наши тела в значительной степени приспособились к малой силе тяжести, но тогда на нас навалился другой вид космической болезни. Это заболевание возникало из-за нехватки витамина J, который содержался в естественной атмосфере Земли, но не в искусственном воздухе космических судов. Витамин этот порождался не то бактериями, не то водорослями, синтезировать его тогда не умели.
Эта форма космической болезни более серьезна и более опасна. Её симптомы включают в себя анемию, одышку и тахикардию, зеленоватый оттенок лица. Если не обеспечить больного чистым кислородом, пациент гарантированно умирает. И, несмотря на лучших докторов, каждый двенадцатый из пассажиров умирал от этой болезни.
Некоторые обладали врожденным иммунитетом к этому недугу. Мои родители, Валенсия и я казались лишь чуть приболевшими, и доброжелательный старый доктор уверил нас в нашей безопасности. Но случай маленькой Фэй был более серьезным. Доктор с сомнением покачал головой, когда мы спросили о ней…
Несколько раз добрый доктор оставался с больным ребенком и посылал нас на обзорную палубу. Мы поднимались по лестнице в полую ось большого колеса, и затем, в невесомости, летели к одному из полюсов корабля — шару, где и размещалась обзорная палуба. Там имелись иллюминаторы.
Я помню, как вглядывался в глубокую полночь, испещренную пылающими звездами, в бездну чрезвычайной черноты, в которой многоцветные звезды плыли, холодные, неподвижные и очень яркие. Отец указал на Землю. Это был огромный шар туманного зеленого цвета, с пятнами ослепительно-белого. Я попросил показать Солнце, но отец сказал, что оно было настолько яркое, что оно ослепило бы меня.
На четвертый день пути мы увидели странное судно. Солнечный свет, мерцающий на полированной оболочке космического судна, делает его видимым в телескоп на расстоянии сотен миль; и мы разглядывали незнакомца издали. Таинственный корабль, казалось, висел на месте, словно в ожидании. Офицеры боялись, что это был пират. Неизвестный корабль не преследовал нас, но наше изменение курса стало, вероятно, ответственно за несчастный случай, который вскоре нарушил монотонность рейса. Пока наблюдатели у телескопов изучали странное судно, наш корабль столкнулся с метеоритом.
Я помню громоподобный грохот и вызывающий тошноту крен судна. Потом раздался тонкий, шипящий свист — наш драгоценный воздух утекал в космос. Мгновение, это шипение было единственным звуком; затем я услышал смесь криков тревоги и ужаса из пассажирских кают и кают экипажа.
К счастью, внутренняя оболочка судна не была серьезно повреждена, и скоро герметичность оказалась восстановлена. Механики в скафандрах вышли через воздушные шлюзы и заменили часть поверхности отражателя, которая была сорвана ударом космического скитальца.
Худший эффект несчастного случая оказался психологическим. Удар был внезапным. Никакой человек не знал, когда другой странник космоса мог встретиться с кораблем. Возбужденное напряжение становилось невыносимым. Многие из пассажиров впали в истерику, и случилось два самоубийства.