Хазелл улыбается при виде добычи. Поднимает бобра за хвост, прикидывая, на сколько тот потянет.
— Отличное жаркое выйдет! — Не в пример Гейлу, она не делает из моих охотничьих трофеев проблемы.
— Шкура тоже хороша, — отвечаю. С Хазелл так здорово! Мы обсуждаем достоинства добытой дичи — совсем как в старые времена. Она наливает мне горячего травяного чаю, и я с благодарностью обхватываю чашку скрюченными от холода пальцами. — Знаешь, когда я вернусь с Тура, то, думаю, начну иногда брать с собой в лес Рори. После школы. Буду учить его стрелять.
Хазелл кивает.
— Неплохо придумано. Гейл тоже непрочь его поднатаскать, но у него только и времени, что по воскресеньям. А мне сдаётся, что их он предпочитает проводить с тобой.
Румянец заливает мои щёки, как я ни стараюсь держать себя в руках. Вот ещё, глупость какая. Никто не знает меня лучше, чем Хазелл. Ей-то точно известно, чтó связывает нас с Гейлом. Уверена, что многие думали, будто наша с Гейлом свадьба — дело решённое, хотя мне это даже в голову никогда не приходило. Но то было до Игр. До того, как мой напарник-трибут, Питер Мелларк, во всеуслышание признался, что по уши влюблён в меня. Этот роман стал основой нашей стратегии выживания на арене. Вот только для Пита это была не только стратегия. Чем она была для меня, я так ещё и не разобралась. Но уж что я знаю точно — Гейлу вся эта история причинила страшную боль. При мысли о том, что в Туре Победы нам с Питом вновь придётся прикидываться влюблённой парой, у меня начинает ныть в груди.
Я, обжигаясь, проглатываю чай и вскакиваю из-за стола.
— Я лучше пойду. Приведу себя в порядок, чтобы не стыдно было показаться перед камерами.
Хазелл обнимает меня.
— Там будет столько прекрасной еды... Ты уж всего как следует наешься!
— Конечно, — бормочу я, — обязательно.
Моя следующая остановка — это Котёл, где я обычно продавала часть своих охотничьих трофеев. Много лет назад здесь был угольный склад, но потом его забросили, помещение опустело, и в нём стали сходиться для нелегальной торговли и обмена, а вскоре здесь расцвёл самый настоящий чёрный рынок. И если это центр сосредоточения преступного элемента, то, думаю, здесь мне самое место: охота в лесах, окружающих Дистрикт 12 является нарушением по крайней мере дюжины разных законов и карается смертью.
Знаю, что я вечная должница постоянных посетителей Котла, хотя они никогда об этом даже намёком не обмолвились. Гейл рассказал мне, что Сальная Сэй, старуха, торгующая горячим супом, начала сбор денег для того, чтобы спонсировать меня и Пита, когда мы были на Играх. Сначала предполагалось, что всё это мероприятие — только для Котла, но другие люди прознали о нём и тоже присоединились. Не знаю, сколько они насобирали. Цена каждого подарка на арене запредельна. В чём не сомневаюсь, так это в том, что их дар определил — жить мне или умереть.
Как-то странно открывать тугую дверь рынка с пустой охотничьей сумкой — обменивать нечего, зато карман чуть не рвётся от тяжести монет. Я стараюсь охватить как можно больше торговых точек, там приобретаю кофе, здесь — бобы, яйца, пряжу, масло... После небольшого раздумья покупаю три бутылки самогона у однорукой женщины по прозвищу Оторва. Она — жертва аварии в шахте, но умудрилась остаться в живых.
Самогон не для моей семьи. Он — для Хеймитча, нашего с Питом наставника на Играх. Он угрюмый, грубый и почти постоянно пьян. Но работу свою он выполнил хорошо, и даже лучше, чем просто хорошо, потому что впервые за всю историю победителями были признаны два трибута одновременно. Так что каким бы он ни был, я ему тоже по гроб жизни обязана. Этот самогон — про запас. Несколько недель назад у Хеймитча закончилась выпивка, а новую купить было негде. И тогда с ним случился страшный припадок: он трясся и орал так, что кровь стыла — ему наяву виделись какие-то жуткие кошмары. Перепугал Прим до смерти, да и для меня зрелище было не из весёлых. С тех пор у меня в заначке всё время был запас выпивки на подобный случай.