До начала учёбы оставалось еще пять дней, и я провёл их в библиотеке, отвлекаясь лишь на обед и ужин. Первое, что я изучил, были законы страны, куда я попал. Ну, и накрутили они тут, конечно. Фактически, в Империи было два свода законов: один для аристократов и другой для простых людей. Что интересно, споры между аристократами решались по праву сильного, и никто из них не ходил в суды. И даже Император не вправе был вмешаться в спор между ними, если только это не касалось безопасности Империи. Когда дело не касалось спора между родами, для аристократов существовал специальный суд «Суд чести», но нужно было совершить что-то совсем непотребное, чтобы угодить под такой суд. А вот споры между аристократами и простыми людьми решались в обычных судах на основе имперских законов. Правда, я не представляю себе того смельчака, который рискнёт затеять тяжбу с каким-нибудь родом или кланом.
Затем я попытался найти хоть какой-нибудь след, который дал бы мне понять, в кого я попал. На сайте Министерства внутренних дел я просмотрел список потерявшихся детей за последние полгода и не нашёл никого, кто хоть как-то попадал под моё описание. Похоже, я сирота. Тогда что получается, я убежал из приюта? В Вене было полно детских домов, но разве они не должны были заявить в полицию, если бы у них сбежал воспитанник? Или же полиция, чтобы не портить себе статистику, не регистрировала бегунов как пропавших детей? Мда, вопросы, вопросы. Сделал себе в памяти закладку: как-нибудь раздобыть списки детей из детских домов.
В оставшееся время я проштудировал школьные материалы прошлых лет. Мне было достаточно прочитать материал и отложить его в свою память. На детальный разбор времени уже не хватало. С Томом и Ингой я общался только за обедом и ужином, а когда библиотека закрывалась, Инга проверяла мои знания.
— Поразительно, Патрик, — сказала она мне однажды после проверки очередной партии знаний, — это невозможно выучить за один день. Видимо, память к тебе действительно возвращается.
— Я же говорил: начну читать, вспомню, — бодро ответил я.
— Но всё же, почему ты не помнишь себя? Так не бывает, — покачала головой Инга.
— Ну, память для науки тёмный лес, — осторожно вставил я.
— Чушь. Ты должен был вспомнить хоть что-то, — возразила она.
— Я вспомнил скрипку, — напомнил я.
Как-то раз она попросила меня сыграть на скрипке. Я исполнил то, что учил, правда у меня возникли трудности с техникой исполнения. Однако всем было ясно, что играть я когда-то умел.
— Это и странно. Отдельно знание игры не могло прийти к тебе. Ты должен был вспомнить хоть что-то. Кто тебя учил, когда и где? — возразила Инга.
— Извини, конечно, Инга, но откуда ты всё это знаешь? — я попытался сменить тему.
— Так она ж лекарь, при чём будет крутым лекарем, — встрял Том.
Инга окатила его ледяным взглядом.
— А я что? Я ничего, всё равно все бы узнали, такое не скроешь, — пожал плечами Том.
На что Инга лишь вздохнула и махнула рукой, будто смирившись с тем, что ничего не сделать с этим придурком.
— Инга? — спросил я, уставившись на неё.
— Не скажу, — твёрдо ответила она.
— Не скажет, — подтвердил Том.
Всё дело в том, что лекарь, по своей редкости, следует сразу за артефактором. И если Инга была лекарем, то кем были её родители — остаётся только гадать. В школе бастардов, а это была школа бастардов, не принято было спрашивать о родословной, считалось дурным тоном. Бастарды и полукровки не считались чем-то позорным, просто не упоминали о своих родственниках, чтобы не плодить лишние слухи. Но бастард — лекарь? О таком я ещё не слышал.
— А ты? — я решил проучить слишком болтливого друга.
— Простолюдин, — развёл он руками.
И мы рассмеялись. Было понятно, что он такой же бастард, как и все в этой школе. Но выкрутился он, конечно, красиво.
— Осталось узнать про тебя, — вернул он мне той же монетой. — Как ты очутился здесь, если ты ничего не помнишь?
— С помощью фонда некой Морозовой, — не скрывая, ответил я. — У меня крутые знания по химии.
Ответом мне было два недоверчивых взгляда. Они, видимо, не поверили. И каково же было их удивление, когда буквально на следующий день в школу начали прибывать первые дети, отобранные фондом.
****
— Я всё узнал, — с важным видом прознёс Том, усаживаясь за обеденный стол и внимательно посмотрел на нас.
— И что же ты узнал? — я решил подыграть ему.
— Из вас делают отдельный класс.
— Логично, — ответил я.
Куда ещё деть 25 неодарённых? Не подселять же их в уже сформированные классы. Там совсем другая программа обучения.