Артем Каменистый
Рождение победителя
Пролог
— …Зверь этот в гневе лют до удивления, а потому приближаться к нему следует с опаской. Даже достойнейшие из рыцарей не могут с ним совладать честным оружием. Не берет его ни железо мягкое, ни сталь каленая, ни бронза древняя языческая, ни серебро освященное, ни кость, ни деревянные острия, ни молоты каменные. Валуны гранитные, сброшенные на волшебного зверя, птицей воспаряют в небеса; ловчие ямы под копытами в твердь превращаются; огонь лютый становится холодом; а чары колдовские не имеют над ним никакой власти. Сведущие люди поговаривают, что способ добыть рог с его лба все же имеется, но очень уж тяжкое это дело. Слаб зверь до чистоты и юной красоты — на то и ловится. Надобно разыскать девицу красивую телесно, без единого изъяна, с душой светлой, несварливую, нежадную, с добрым характером. И непременно чтобы непорочная была — иначе и близко не подпустит. Ее надобно привести на опушку рощи, а дальше пусть идет одна, не оглядываясь, и вверх не смотря. А когда он…
Где-то я уже про такой способ слышал. Опять с земной мифологией связь — не первый раз сталкиваюсь. Надо будет этого старичка подробнее расспросить: от кого узнал; откуда вообще суеверие пошло; не доводилось ли встречать слово «единорог» и прочее. Похоже, он еще не окончательно в маразм впал, раз ухитрился пережить здешний апокалипсис — даже молодым и здоровым здесь нелегко приходилось. Есть шанс, что вспомнит.
Хотя вспомнит или нет — мне это не поможет. И вовсе не из-за того, что его способ нереально трудный. Нет — вы не подумайте. Я понимаю, что найти прекрасную девушку с добрым характером (читай безотказную) и при этом невинную как цветок весенней фиалки столь же непросто, как поймать черную кошку в помещении, где ее нет. Но дело вовсе не в этом — я просто не верю в целебную силу шарлатанского снадобья из рога несуществующего зверя.
Но сдаваться нельзя. Я искал, и буду продолжать искать способ. Пока не найду. Сколько мне лет? Двадцать девять? Двадцать? Я и сам уже не знаю. Знаю одно — выгляжу на все сто (и это еще оптимистично сказано).
Развалина, в которую за несколько мгновений боя и неизвестно сколько дней лежания пластом превратился цветущий молодой человек. Опустошенное тело, неспособное без передышки подняться на второй этаж башни. Отдыхающее лишь на спине — любая другая поза это гарантия нестерпимо болезненной ломоты уже через полчаса. С вечно слезящимися глазами. С шумом в ушах — когда бесконечно мерещатся голоса тех, кто умер, или почти умер (что мне теперь до оставшихся за разделяющей миры бесконечностью?).
Чтобы в очередной раз победить смерть я сделал то, с чем даже моя почти всемогущая система регенерации не справилась. Не исключено, что я потерял ее безвозвратно — сгорела от перегрузки. Не выдержала информационного пресса и его физиологических последствий. Она ведь, если я правильно понял — с браком, или поврежденная. И гарантии на нее не имеется…
Я, кстати, пытался запустить «черное сердце» «вручную». Для начала пробовал потерять сознание методом нагрузки ног и прерывистого дыхания. Но уже после четвертого неуклюжего приседания, выполненного спиной к стене, в глазах потемнело, колени подогнулись, рухнув, ударился головой. Дух выбило напрочь — чего и добивался (правда, задумывал это не столь жестоко). Ну да ладно: того, чего хотел, все равно добился.
Но без толку. Сколько не кричал в бездну, ответа не получил. Странный собеседник не появился. Или обиделся из-за чего-то, или ему неинтересно с инвалидом общаться, или тоже остался где-то за бесконечностью.
Не знаю…
Вот и сижу теперь в своем полуразрушенном замке, выслушиваю выживших из ума стариков и мутных типчиков с теми подчеркнуто честными рожами, какие нередко встречаются у профессиональных мошенников. Иногда даже интересные вещи узнаю. Но не те, в которых нуждаюсь.
Я до сих пор не знаю, что случилось. И вспоминая события, предшествующие тому проклятому бою, прихожу к выводу: нелады со мной и до этого были. Нарастали снежным комом. Но я не замечал их — считал, что все идет как надо. Не понимал, что совершаю поступки, которые настоящий Дан вряд ли бы совершил.
Я не замечал простых вещей. Находил сложности там, где не стоило их искать. Делал то, что делать не стоило ни при каких обстоятельствах. И бездействовал там, где мог справиться с проблемой парой вовремя сказанных слов. Я был дураком, использующим голову для принятия пищи и разбивания бетонных стен, которые умный человек попросту обходит.
Что со мной сделал этот мир?! Или это вина земных «яйцеголовых», спровадивших меня сюда в качестве то ли диверсанта, то ли подопытной морской свинки?
Я не знаю. Но знаю одно: надо разобраться во всем. И стать прежним Даном. Умеющим думать головой, а не тем местом, которое я в последнее время для этого использовал. И чем быстрее верну себя, тем лучше. Не верю, что спокойная жизнь затянется надолго. Вскоре опять кому-нибудь приспичит накрыть меня медным тазиком. И встретить хозяина посуды должен настоящий Девятый: хитрый и ловкий диверсант из другого мира. А не эта развалина, которая одной рукой ложку с трудом удерживает.
Глава 1 Made in China
Тук привычно помог подняться, поддержал, участливо поинтересовался:
— Сэр страж: как вам сегодня? Лучше не стало?
— Ты же видишь: я порхаю по залу будто бабочка, и сверкаю как бриллиант. Здоровья столько, что не знаю куда его девать…
— Эх… Вот глядя на вас, хочется даже запить. Совсем вы сдали. Чуяло сердце: не надо было с тем чернокнижником драку затевать. Темные те еще шельмы — честной битвы от них не жди. Хоть вы его и укоротили на голову, но успел вас чем-то отравить. Вот же козлище драный! А может парилку попробовать с травами сушеными? В прошлый раз почти помогла.
— Если не считать того, что из бани меня пришлось на руках выносить.
— Ну с кем не бывает. Подумаешь — от пара сомлели. Без него ведь сами выходили.
— Ладно. Давай помогай умываться и одеваться.
— Ужинать сейчас будете, или опосля?
При одной мысли о еде едва не стошнило желчью. Покачал головой:
— Лучше вообще не сегодня.
— Это вы зря так говорите. Кушать надо — от еды силы прибавляются. И пить тоже надо не воду, а что-нибудь поприличнее. Вино например. Особенно красное хорошо больным помогает. Если перелом случится, так вообще первое дело.
— Я сломал себе все! Очень хочу излечиться! — донеслось сверху.
Оборачиваться на источник самого гнусного в мире голоса я не стал. И без того насмотрелся. Часами раскачивается на подвесном светильнике, обзывает всех с безнаказанной позиции и периодически клянчит спиртосодержащие жидкости.
Кстати: может соорудить дистиллятор и выгнать настоящий спирт? Самому напиться с горя и Зеленому дать. Может он дар речи потеряет и прекратит терзать уши? Хотя примитивным перегонным кубом здесь не обойтись — нужной крепости не добиться. Мне надо не меньше девяносто пяти оборотов — меньшим градусом летающую сволочь не удивить.
Стоп! Меня же учили. Дай время и кое-какие материалы, я не то что спирт — бензин девяносто пятый организовать смогу. В моих условиях непростая техническая задача, но решаемая.
Вот даже инвалидностью меня не исправить — так и тянет на нездоровую деятельность. Начав с мысли о спирте, закончил нефтепродуктами высокого качества.
А не пора ли сделать то, что уже не первый день откладываю?
— Тук. Мне надо опять на гору подняться.
— Сэр страж! Да вы одной ногой на похоронах, а опять туда же! Полежите, сил наберитесь. Глядишь, к весне и оклемаетесь, а там уж ходите куда вздумается.
— Тук — кто из нас главный?
— Простите, сэр страж. Вы конечно. От души ведь говорю. Боязно за вас.
Кивнув на затянутое мутной пленкой окно, я уточнил:
— Как там с погодой?
— Да похолодало изрядно. Под утро иней был и на мелких лужах ледок иголками. Местные поговаривают, что зима обещает быть холодной.
Меня это вполне устраивало. Главное, что дождя нет. Непромокаемая одежда в этом мире неизвестна. Плащи, наливаясь влагой, становятся свинцовыми, что в моем положении просто беда — тут бы сухое тряпье на плечах удержать. Каждый лишний грамм давит на спину, прессует, выбивает последние капли сил. Ненавистная осень, и еще более ненавистная зима. Не любил их на Земле, и здесь не полюблю. Несколько дней подряд моросит. Когда второй раз ходил к ковчегу на обратном пути вымок и простудился. Наверное, это была последняя капля. Если поначалу, после комы, казалось, что дальше пойду на поправку, то теперь потянулся беспросветный инвалидный застой.