- Познакомь, что ли, с братом.
- А, ну да. Николай Сергеевич, знакомьтесь, это Ха… Алексей. Лёша, это Николай Сергеевич, папа Игоря. Ну, того самого, я тебе рассказывала.
- Здравствуйте, - кивнул викинг.
- И вам не хворать. И что же Симка такого рассказывала о моём балбесе?
Халльдор даже рот открыть не успел, а я уже представила, что он может понарассказывать, и торопливо выпалила:
- Он на концерт сегодня не пришёл! И трубку не брал, когда Танька звонила. Поэтому… простите, но я о нём мало хорошего говорила. А что случилось? Он заболел?
- Сима, не уходи от темы, ты всё равно не умеешь это делать, - оборвал меня военный. - Итак, Алексей, что вы можете сказать об Игоре?
- Мне кажется… - викинг замялся, и я почти услышала, как в голове у него скрипят несуществующие шестерёнки. Лишь бы на кеннинги опять не перешёл! – Думаю, сестра уже всё объяснила. Она не могла хорошо сказать о человеке, который совершает плохие поступки. И плохо сказать не могла, потому что очень добрая. Так что она просто поведала о ситуации. А выводы я сделал сам.
- Браво! – довольно улыбнулся Николай Сергеевич. Кажется, если бы не пистолет, он бы ещё и поаплодировал. Демонстративно так. Но руки были заняты, и мужчина ограничился тем, что закрыл глаза. Очень медленно и очень знакомо. И открывал их потом так же медленно, словно давая нам время переглянуться и даже обменяться мнениями.
Хотя, какие тут могут быть мнения. И так понятно, что если мир вдруг оказывается совсем не таким простым, как представлялось, то и у давних знакомых может оказаться своя изнанка. Ванечка, Людмила Николаевна… Теперь вот и отец Игоря. И, боюсь, этим дело не ограничится.
– Примите мой поздравления, молодой человек, - продолжил тем временем Николай Сергеевич. – В отличие от большинства ваших соплеменников, вы отнюдь не глупы. И, кажется, почти не напуганы.
- Отбоялся уже своё.
- И то верно. Но, думаю, об этом мы поговорим чуть позже. А сначала закончим то, от чего я вас отвлёк – проводим бедную девчонку домой, а то она скоро совсем окоченеет. И, кстати, Сима, тебе надо учиться врать. Иначе в суровом взрослом мире не выживешь.
- Ничего мне не сделается, - отмахнулась я, имея в виду одновременно и закоченелость, и проблему выживания во взрослом мире. То, что наш нехитрый обман всё-таки раскусили, меня, честно говоря, не удивило. И почти не обидело. Где-то в глубине души я была этому даже рада: похоже, отец Игоря понимал в происходящем куда больше меня. Вот пусть сам и разбирается. Только… что же теперь будет с Халльдором?! И с Хель, где бы её ни носило… - Николай Сергеевич, вы должны помочь Ольге!
- Какой ещё Ольге?
- Ну… Ольге… - Если новенькую при мне и называли по фамилии, то у меня в голове это знание никак не задержалось. Тетрадки (вернее, одну потрёпанную толстую тетрадь) она не подписывала, в журнал я не заглядывала, удостоверение оказалось пустым, а при знакомстве она упоминала только имя. – Она… она моя одноклассница… и работает…
Военный посмотрел на меня с искреннем непониманием и поёжился. Кажется, мороз наконец-то начал пробирать и его.
Я вздохнула, пытаясь связать слова воедино…
…И тут со стороны оставленного без внимания дома раздался звон разбитого стекла и мгновенно перекрывший его визг. Николай Сергеевич сразу же развернулся и метнулся на звук, на ходу теряя тапочки. Даже ничего не крикнул на прощание. Я хотела рвануться следом, но Халльдор уже схватил меня в охапку и потащил в противоположном направлении.
- Отпусти! – взвыла я, чувствуя, что начинается второй акт марлезонского балета.
- И не подумаю, - откликнулся викинг. – Без нас разберутся. Это их дело. А мне пока жить не надоело.
- А вдруг там что-то случилось?
- Да, там точно что-то случилось! – Уверенность, с которой Халльдор сделал это заявление, видимо, должна была вызвать во мне неконтролируемое желание немедленно броситься домой, запереться на все замки и сидеть под кроватью до утра, обнимая любимого плюшевого мишку. Только вот мишки у меня отродясь не было. Только енот, которого я в детстве везде таскала за собой. Через несколько лет плотного сожительства несчастный зверь совсем потерял голову от любви. В самом прямом смысле – я нечаянно оторвала её в порыве чувств. Мама, конечно, игрушку зашила, но вскоре история повторилась. А потом ещё раз, и ещё… В конце концов безголовый енот поселился в кладовке – и выкинуть жалко, и чинить в очередной раз неохота.