Во времена гипнотизма (в конце XIX века) разгорелся ожесточенный спор между врачами-профессионалами и Дельбёфом, сторонником магнетизеров без медицинского образования{75}. Известно, что Фрейд призывал готовить психоаналитиков из неврачебной среды, но в психоаналитическом мире этот спор так и остался открытым. Американская психоаналитическая ассоциация, например, допускает в число своих членов только дипломированных врачей. В Великобритании, напротив, один психоаналитик из трех не имеет медицинского образования. Джонс посвятил одну из глав биографии Фрейда практике психоаналитиков, не имеющих медицинского образования{76}.
Брейд (1795[?]–1860)
В то время как во Франции ведущие медицинские корпорации, осудив животный магнетизм, затормозили научные поиски в этой области, в Великобритании работы Джеймса Брейда ознаменовали важный шаг вперед. Этот манчестерский хирург, поначалу считавший магнетизм просто мошенничеством, в 1841 г. убедился в реальности магнетических феноменов, которые ему довелось наблюдать во время публичного показа больных у известного женевского магнетизера Лафонтена[45].
Брейд провел ряд самостоятельных опытов и на их основании пришел к выводу о ненужности пассов; вместо них он предложил новый прием — фиксацию взгляда пациента на блестящем предмете. Вслед за Фарией и Бертраном Брейд полагал, что наиболее существенная часть процесса протекает «в самом субъекте» без воздействия какой-либо внешней силы. Таким образом, в своей работе «Neurypnology»{77} Брейд отверг флюидизм и выдвинул вместо него «психонейрофизиологическую» теорию, основанную на модной в те годы «мифологии мозга»: согласно новой теории, «физико-психическая» стимуляция сетчатки воздействует на нервную систему и вызывает «нервный сон», который Брейд назвал гипнотизмом. Он думал вначале, что гипнотизм отличается от состояний, описанных Фарией и Бертраном (Брейд приписывал их воображению, тогда как гипнотизм возникает в результате физического воздействия). Свою «субъективную» теорию он противопоставлял «объективной» теории флюидистов и считал свои приемы более эффективными по сравнению с приемами магнетизеров. Он считал также, что гипнотизму никак нельзя предъявить обвинение в аморальности, выдвигавшееся против месмеризма{78}[46]. Лишь позднее он признал, что эти два состояния идентичны и что различные гипнотические феномены могут возникать в результате словесного внушения: «Описываемые феномены являются по своей природе как психологическими, так и физиологическими»{79}.
Под словом «субъективный» Брейд подразумевал, что все происходит в мозгу субъекта без участия внешней силы, о которой говорили магнетизеры. Для Брейда не существует ни предметного отношения, ни чувства, хотя он и говорил о доверии к гипнотизеру. Он писал:
«Явная симпатия и склонность к подражанию у этих пациентов побуждает их следить за всеми действиями гипнотизера и повторять их»{80}. Пациенты «подчинены чужой воле»{81}. «По глубокому убеждению пациентов, этот другой человек [гипнотизер] обладает некоей таинственной силой и всемогуществом»{82}. «В этом состоянии воображение [пациента] становится столь живым, что всякая приятная мысль, возникшая у него спонтанно или внушенная лицом, которое пользуется его особым доверием и вниманием, обретает для него всю силу актуальности и реальности»{83}.
По мысли Брейда, «гипнотизер подобен механику, который как бы приводит в действие силы в самом организме пациента»{84}. Но поскольку он отбросил идею флюида, в его теории врач и пациент оказываются ничем не связанными между собой. Пациент пребывает в изоляции, а гипнотизер окружает себя чем-то вроде санитарного кордона. Такой подход был, впрочем, обычным у врачей того времени: они занимали по отношению к больному позицию натуралиста, наблюдавшего за насекомыми. В попытках ограничить свои теории истолкованием физических явлений Брейд зашел так далеко, что вызвал критику Бине и Фере. Эти авторы, признававшие, что благодаря ему «гипнотизм вышел из животного магнетизма, как физико-химические науки — из оккультных наук средневековья»{85}, тем не менее утверждали: «Выводы Брейда слишком категоричны… Неверно было бы считать, что личность гипнотизера не оказывает никакого воздействия на развертывающиеся перед ним явления… В пациенте проявляется некоторое сродство с человеком, который его усыпил и касался его обнаженных рук»{86}. Дальше мы увидим, как эти же исследователи, принадлежавшие к Сальпетриерской школе, на свой лад деперсонализировали это «сродство». Брейд утверждал примат чисто механических факторов в психологии с такой последовательностью, что сомкнулся с идеями френолога Галля (1758–1828][47], считавшего мозг всего лишь совокупностью множества отдельных частей, каждая из которых соответствует какому-либо чувству, инстинкту, способности. Брейд экспериментировал с «френогипнозом», нажимая на определенный участок черепа пациента, — участок, который он считал «местонахождением» того или иного чувства. Так, нажимая на «местоположение почтения», он вызывал у пациента молитвенную позу.
45
Точно так же Шарко и Фрейд убедились в реальности гипнотических феноменов, присутствуя на сеансах, носивших характер публичных зрелищ.
46
Французский перевод работы Брейда вышел в свет в 1883 году с предисловием Броун-Секара и дополнительной главой, написанной в 1860 году для представления в Академию наук в Париже; Брейд дает в ней обзор своих работ и прослеживает эволюцию своих исследований с 1843 года.
47
Отец френологии Франц-Йозеф Галль, как и Месмер, изучал медицину в Вене, а затем перебрался в Париж. Будучи выдающимся патологоанатомом, он разработал теорию соответствий между топографией мозга и черепа и интеллектуальными и аффективными свойствами. Эта теория вызвала сенсацию (ею восторгались физиономист Лафатер и даже… Бальзак), о ней спорили, но она оказалась недолговечной. Тем не менее, подобно тому, как Месмер считается родоначальником гипноза, а следовательно, и предшественником психоанализа, так и Галль в глазах многих является предтечей теории мозговых локализаций, а следовательно, и современной неврологии. Недавно вышла в свет посвященная ему книга [Lanteri-Laura, 1970].