Однако реабилитация этих слов была неполной. Они всегда оставались «под подозрением». Именно поэтому они и не фигурируют среди терминов в Психоаналитическом словаре Лапланша и Понталиса. Правда, составители словаря, по собственному признанию, стремились включить в него лишь термины, употребляемые самими психоаналитиками, а они действительно избегают говорить о внушении. Тем самым они как бы хотят показать свою верность Фрейду, который в 1892 году, после знаменитой сцены с больной, бросившейся ему на шею после гипнотического сна, решил отказаться от гипноза. Однако Фрейд не переставал интересоваться внушением с теоретической точки зрения. Он вновь обращается к гипнозу в 1921 году в своей работе «Психология толпы и анализ Я», заявляя, что внушение — это «изначальный и неустранимый феномен, фундаментальный факт психической жизни человека»{455}. Хотя Фрейду и не удалось раскрыть природу внушения, он не считал его непознаваемым, и поэтому быть верным Фрейду — значит продолжить начатые им исследования.
Эти исследования оказываются ныне тем более необходимыми, что внушение, хотим мы того или нет, было обнаружено и в психоанализе. Закрыть на это глаза — значило бы занять позицию страуса. Но и такую позицию легко объяснить. Признать внушение в психоанализе — значит опрокинуть его рациональную конструкцию, ввести в него почти неизвестный элемент — неустранимую аффективность; это значит коренным образом изменить образ психоаналитика в глазах публики: он превращается в исследователя, окруженного неведомым. А это отчасти меняет и психоаналитические «правила игры». Труднее будет привлекать пациентов и проводить бесконечные курсы лечения, результаты которых «несовершенны, ненадежны и недолговременны» — так, во всяком случае, считает Видерман{456}.
Кроме того, возникает вопрос, не изменился ли отныне в глазах публики и сам образ психоанализа, В США, во всяком случае, некоторое охлаждение к психоанализу заметно по распространению моды на «новые виды терапии». Всего их ныне насчитывается 250. Такое изобилие методов оживило интерес к проблеме эффективности психотерапии. Директор Национального института психического здоровья в Вашингтоне Моррис Б. Парлофф{457}, подводя итог тридцатилетним исследованиям в этой области, приходит к выводу, что психотерапевтическое воздействие обычно приносит пользу и что различные виды психотерапии оказываются практически одинаково эффективными, хотя невозможно точно установить, что именно определяет благотворное воздействие в каждом случае. По-видимому, во всех видах терапии существует общий неспецифический элемент, который и оказывает целительное воздействие. Принимая во внимание то, что Фрейд говорит о внушении, можно предположить, что внушение и есть этот общий элемент. Заметим, что сам Парлофф не предлагает никакого решения этой проблемы, а словом «внушение» вообще не пользуется. Интересную классификацию «новых видов терапии» дает в 1980 году Мармор. Он приходит к выводу, что «основа любого успеха в психотерапии — это хороший контакт между врачом и пациентом»{458}. Среди других условий эффективности психоанализа он называет внушение, хотя и не придает ему особого значения. К сходному выводу приходит в своей хорошо известной книге «Убеждение и лечение» и Джером Д. Франк{459}. Одним из первых он оспаривает догму строгой нейтральности врача в анализе. «Убежденность врача в том, что он не оказывает на своих пациентов никакого воздействия, — пишет Франк, — может, по сути, толкнуть его к принуждению — к тому, чтобы „вытягивать“ из пациентов такой материал, который бы подтверждал его идеи, тем более что его теория позволяет ему скрывать это от самого себя»{460}. Любопытно, что Франк называет это влияние не внушением, а убеждением. У этого термина — Франк об этом не упоминает — есть своя история в психотерапии. Особенно часто его использовал Дюбуа{461}, ученик Бернгейма (впоследствии порвавший со своим учителем). Дюбуа считал внушение безнравственным и стремился заменить его рациональной процедурой, предполагавшей согласие и волю пациента. Однако у Франка «убеждение» имеет совсем другое значение. Оно принадлежит к тем словам французского языка, смысл которых при заимствовании английским языком, как правило, изменялся. Если во французском языке слово «убеждение» означает интеллектуальный процесс, то соответствующее английское слово означает скорее некую «смесь», в которой аффективные элементы соединяются с рациональными доводами. Франк говорит об «убеждении» именно в этом смысле. Это понятие включает отчасти и внушение, но с примесью других элементов, так что определить роль каждого из них нелегко. В общем, это понятие-гибрид, недоступное анализу и вследствие этого недостаточно операциональное.