Уже этот короткий взгляд на русско-кабардинские отношения показывает, насколько нецелесообразно исходить из предположения, разделяемого Г. А. Кокиевым и Ф. А. Озовой, что уже в 1550‐х годах осуществлялось предоставление кабардинских заложников в качестве выражения кабардинского подданства русской стороне[318]. Кроме того, данное утверждение, во-первых, не подкреплено происходящим из источника понятием, и во-вторых, внешние обстоятельства не позволяют сделать убедительный вывод о предоставлении заложников
Скорее с 1557 года ряд кабардинских князей, и среди них верховный князь Темрюк Идаров, исходящие из собственных властно-политических интересов, начали отправлять к царскому двору в Москве в знак «дружбы» одного или даже нескольких своих сыновей[319]. Последние были там крещены, получили русские имена, выучили русский язык, были приняты на царскую военную службу, участвовали в оборонительных войнах против крымского ханства и некоторые еще при Иване IV стали видными политическими деятелями в Московском государстве[320]. Княжеские семьи добровольно посылали своих сыновей, которые никогда не заменялись, не рассматривались как залог и которые, как правило, никогда не возвращались на родину[321]. Чтобы подчеркнуть союзнические и дружеские отношения, они, напротив, поступали на царскую службу, перенимали русскую культуру и обеспечивали своим семьям перспективные должности при дворе. Эта форма отправки сыновей не имела ничего общего с позднеримской или монголо-татарской традицией заложничества, когда в каждом случае метрополия была заинтересована в том, чтобы оказывать влияние и политически воздействовать на наследника престола покоренной этнической группы, прежде чем он возьмет в руки бразды правления этой группой. Также это не имело ничего общего с заложничеством, которое укоренилось в Московском государстве с 1580‐х годов.
Самое позднее в конце 1580‐х годов в русско-кабардинских отношениях произошли коренные изменения. Наперсник и тесть царя Ивана IV князь Темрюк Идаров умер от ран, полученных в сражении с крымскими татарами, двое его сыновей попали в крымско-татарский плен. Идея, что Идаровы смогли бы объединить под одной рукой всех кабардинских князей и соседние этнические группы Северного Кавказа (по образцу модели московского владычества над княжествами Киевской Руси) и обеспечить царю стабильную возможность влияния во всем регионе, оказалась иллюзией. Противодействие вмешательству Москвы на Северном Кавказе ожесточенно и последовательно выражали не только ее противники в Османской империи и в Крымском ханстве. Среди кабардинских князей также сформировался сильный антимосковский альянс[322]. В результате царское правительство сделало вывод, что больше не может полагаться на один княжеский клан, чтобы прочно закрепиться в регионе. Оно нуждалось в более широком фундаменте власти.
Начало московского заложничества на Северном Кавказе
По аналогии с уже устоявшейся практикой политики подчинения на восточной границе с этих пор Московское государство обратило свой взгляд на все сильные партии Северного Кавказа. Как можно больше вождей и князей были обращены в подданство с помощью присяги «под царскую руку». При «неповиновении» организовывались военные походы, партии натравливались друг на друга. Для укрепления этой многопланово организованной политики на Северном Кавказе московская сторона впервые в истории создания своего государства применила метод, с которым кабардинцы были уже хорошо знакомы из османско-крымско-татарского опыта: взятие заложников. Применительно к 1588 году можно говорить не об удивительном «переломном моменте» в методе заложничества в сравнении с 1550-ми годами (Ф. А. Озова) или даже об открытии «двухступенчатой» практики (Г. А. Кокиев), но скорее только о начале практики заложничества[323].
318
319
Патриаршая или Никоновская летопись // ПСРЛ. Т. 13. СПб., 1904. Ч. 1. С. 284 (1557); Дополнения к Никоновской летописи // ПСРЛ. Т. 13. СПб., 1904. Ч. 2. С. 312–313 (1559).
320
Среди них — младший из четырех сыновей Темрюка Идаровича, Солтан. Он был крещен после приезда под именем Михаил Черкасский (Черкасский — для обозначения его родины), получил хорошее образование и в 1559 году начал военную службу в южных пограничных областях Московского государства. В возрасте около 30 лет он первым среди кабардинских князей получил титул боярина и занял при дворе видное положение.
321
Лишь в случае пересмотренных союзов, как, например, с князем Сибоком, который объединился в борьбе против османско-крымско-татарского захвата с Польшей, а не с царскими войсками, сыновья кабардинских князей, перешедшие на царскую службу и принявшие крещение, бежали из Московского государства. Так, сын Сибока Кудадек (Александр) бежал в 1563 году из Москвы в Польшу. Из Никоновской летописи о сношениях адыгейцев, кабардинцев и черкесов с Москвой и о присоединении Кабарды к России в 1557 году // КабРО. Т. 1. № 1 (август 1555). С. 4, также примеч. 5, с. 390.
323
Спорным является вопрос, указывать ли 1586 год вместо 1588‐го как дату первого случая заложничества в Московском государстве. В этом году правитель Большой ногайской орды, Урус